Главная
страница сайта dedovkgu.narod.ru
Страница
специальности «Журналистика»
СПОНТАННАЯ РЕЧЬ
Мастер-класс Владислава
Флярковского
Источник: портал для журналистов «Живое слово» -
http://zhivoeslovo.ru/
Речь письменная и устная
Несколько лет назад был у меня заветный блокнотик, куда я вписывал перлы,
которые слышал в эфире. Я решил их коллекционировать, когда у меня лопнуло
терпение. Потом записывать перестал - надоело. Но кое-что помню до сих пор.
Например, была там такая фраза: «Оказалось, что речь идет о банальном
преступлении». Телевизионные высказывания моих коллег – это нечто особенное.
Наверное, многие грешили ошибками на грани комизма. Это происходит по чисто
технической причине, потому что на радио и телевидении больше спонтанной речи,
особенно в новостях, когда текст пишется «на коленке», редактор просматривает
его «по диагонали», и все мгновенно выдается в эфир. И поэтому, если какой-то
человек захочет получить сатирико-юмористическое «удовольствие» от русского
языка, ему, конечно, надо смотреть телевизионные новости. Это абсолютно точно!
Я всегда доставал своих коллег, своих младших и даже старших братьев по
профессии тем, что они, даже давно работающие на телевидении и на радио,
абсолютно не чувствуют разницы между устной и письменной речью.
Собственно, в этом и заключается специфика нашей профессии – в понимании
разницы между письменной и устной речью. А разница колоссальная! Начать хотя бы
с того, что всегда слышно, когда в эфире человек читает написанный текст. Это
совершенно особая лексика – «однако», «весьма». Вы говорите в жизни эти слова?
Думаю, никто и никогда. А почему в эфире это говорим?! На мой взгляд, зритель,
который слышит казенную речь в эфире, уже заведомо не слишком-то вам доверяет,
потому что он послушал одного политического деятеля, например, депутата Государственной
Думы, который говорит «обезьяньим языком», по выражению Зощенко. Потом в кадре
появляется журналист и начинает говорить совершенно таким же языком. А ведь он
же медиатор, он посредник! По идее, он должен быть ближе к аудитории, чем вот к
этому типу, который только что говорил «обезьяньим языком». Почему-то люди,
которые приступают к исполнению служебных обязанностей, перестают говорить
по-человечески. Человеческую речь в эфире я редко слышу…
Это мне всегда напоминает эпизод из моей жизни. Я как-то подъехал к
автомобильной стоянке. Там стоит охранник, который подходит ко мне и говорит
примерно так: «В связи с большим количеством транспорта возможности парковки
ограничены». Я говорю: «Мест, что ли, нет?» - «Ага!»
Это феноменальная вещь, которую я встречаю всю жизнь, на каждом шагу. Как
только человек приступает к исполнению служебных обязанностей, у него какой-то
рубильник в голове переключается. Ведь эти депутаты Государственной Думы у себя
в кулуарах говорят друг с другом нормальным, абсолютно понятным, четким, ясным
языком, но, как только выходят к журналистам, – они начинают нести такое, что
потом в журналах это публикуется на первой полосе в качестве «перлов». По части
этих перлов есть даже абсолютные лидеры, которых, наверное, знают все.
Например, диктор в метро читает: «Уступайте места инвалидам, лицам пожилого
возраста и пассажирам с детьми». Вы сами как предпочитаете говорить – «лица
пожилого возраста»? Или «пожилые люди»? Конечно, правильно - «пожилые люди».
Вот этот пришедший мне в голову пример - иллюстрация того, что я вам хочу
сказать. Не надо говорить казенно, говорите проще, и народ к вам потянется!
Дело в том, что хорошая, чистая, человеческая речь журналиста – это прямой путь
к доверию у зрителя. Он всегда почувствует «своего» и поверит каждому вашему
слову, если эти слова выстроены в таком порядке, к какому привыкло его ухо.
Вот, собственно, и весь секрет, тут и секрета-то никакого нет. Избавляйтесь от
слов, которые не характерны для устной речи. Кроме «лиц пожилого возраста» и
«лиц кавказской национальности», есть очень много других не характерных для
устной речи слов. Например, таких как «однако», «весьма», «в настоящее время»,
«на данный момент». Как-то ведущий в «Вестях»,
по-моему, сказал: «Погибло от 3-х до 4-х человек». У редактора, который ему это
писал (а это большая федеральная программа, там работают не 18-летние девочки,
а люди опытные!), в голове сидит такая конструкция - «от» и «до». Так принято
говорить, и люди просто не задумываются. Мой вам призыв – задумайтесь!
Кстати, все ли из вас пишут тексты сами? Если среди вас есть дикторы, люди,
которые работают с чужими текстами, мой вам совет – перечитывайте,
переписывайте, делайте «вкусовую правку». Когда человек на экране читает чужой
текст, к которому он абсолютно не притронулся, не исправил ни одной буквы, -
это сразу видно, и зрители его воспринимают как «постового». Он - то же самое,
что голос в метро, который читает объявления.
О лексике в новостях
Новости – особый жанр, со своими правилами и границами. Здесь недопустима
лексика, находящаяся за пределами жанра. Я не имею в виду нецензурную лексику.
Новости – это журналистская лексика минус площадная, минус грубая, минус беспредел. «Подставил» - часто говорим в устной речи. Но в
новостях этому не место. Есть жанровая грань, ее нужно соблюдать.
Бывают случаи, когда что-то проскочит. Это придает определенную языковую краску
выпуску новостей. Недавно один наш репортер делал репортаж с конгресса
кузнецов. Выставка, решетки стоят, петухи кованые и прочая дребедень. Идет
интервью с одним из кузнецов, который говорит: «Да, я давно этим занимаюсь, я с
детства кую, я не могу не куять». Мы это дали в эфир,
потому что это заранее заготовленная фразочка, сказанная в порядке самоиронии, чувствуется, что
так они говорят между собой. «Я не могу не куять» - я
не могу ничего другого, я делаю только это! Мы это дали, и ничего, прошло.
А как-то мы в разделе культуры дали слово «говно». Был скандал, чуть не уволили человека.
Ведущий попустил, редактор пропустил - как же так?! Поди,
знай! Там прошло, тут нет. Вот такие истории…
Я думаю, что если вы однажды почувствуете, насколько он живой, мягкий,
подвижный - русский язык (а вы не можете этого не почувствовать, если вы с ним
работаете, если это ваш инструмент), то все у вас будет нормально, вы услышите
сами себя. Кстати, учитесь слушать себя, записывайте свои выступления, слушайте
их вне эфира. При повторном прослушивании вы можете что-то заметить, чему-то
ужаснуться. А если это проскочит на следующий день, вы будете повторять эту
ошибку тысячи раз. И даже если кто-то обратит на нее ваше внимание, вы
подумаете: это он от зависти, дурного мне желает. Нет,
лучше сами заметьте свою ошибку. Тогда вы точно ее не повторите, о чем бы ни
шла речь – о выборе слова или построении фразы.
Стилистика: «обыкновенный» или «обычный»?
Я бы с вами с удовольствием поговорил о стилистике русского языка. Это гораздо
более серьезная и тонкая вещь, чем, скажем, правильное ударение или
неправильное использование слова. Скажем, слово «достаточно» вместо слова
«довольно». Я никогда не говорю «достаточно». Если я говорю «достаточно», то
это «достаточно для чего-то». Он «достаточно молодой», «достаточно богатый», а
дальше должно быть «для того, чтобы…» А у нас часто в эфире проскальзывает,
особенно в прямых включениях, «достаточно
опасный», «достаточно новый». Это просто неуместное использование слова.
В то время, когда я учился на факультете журналистики, еще был жив и в течение
трех лет преподавал нам стилистику русского языка Л. Розенталь, невероятно
умный, глубокий человек. Наш с вами светоч, современник, С.А. Муратов – другой
мой учитель. М. Голдовская научила меня видеть
картинку, слышать, сопоставлять картинку со звуком… Но
я возвращаюсь к Розенталю. Я даже не могу объяснить детально, чему именно он
нас научил. Но я от первого до нынешнего дня (Не говорите,
кстати, «до сегодняшнего дня», потому что «сегодня» – это «сего дня», но везде
в эфире – «сегодняшнего дня». Не говорите так! Так же как «самое
ближайшее» - либо «самое близкое», либо «ближайшее». Это те мелочи, которые всем
известны. Но вы все равно делаете эти ошибки)… так вот, до
нынешнего дня и от того первого, когда мы с ним встретились, я, читая любой
текст, написанный кем угодно - опытным журналистом, неопытным, литератором, Акуниным, - анализирую: вроде, все понятно, но что-то не
так. Через секунду я понимаю: порядок слов не такой, какой нужен… Он научил тонкому пониманию речевой конструкции,
выбору слова. Этот багаж, который вложил в нас Розенталь, однажды чуть не довел
до истерики моего коллегу, к которому я прицепился. Он репортер, работал в
«Вестях», татарин, но у него был хороший русский язык. Он
привез репортаж из Московского СИЗО, где «открылся 13-й по счету следственный
изолятор, с евроремонтом, все есть, ламинат, даже
кровати не двухъярусные, а обыкновенные». Я говорю: «Надо сказать
«обычные». «Какая разница?!» Я говорю: «Если бы не было разницы, не было бы
двух слов. Если есть два слова, значит, между ними есть какая-то разница.
Попробую объяснить. Если бы вы имели в виду, что в СИЗО стоят не альковы, не роскошные
кровати, отделанные золотом, а обыкновенные – тогда понятно. Но у вас не
двухъярусные кровати, то есть специальной конструкции, а обычные». Он
задумался: «Все равно не понимаю!» «Ну, хорошо, - говорю, - Ты видел фильм Ромма «Обыкновенный фашизм»? «Да». «Он мог называться
«Обычный фашизм»»? И тут он впал в ступор. Уж если Флярковский
для него не авторитет, то Ромм – авторитет. Он понял,
что разница существенная, но в чем она, он так и не понял. Мы с ним расстались
мирно, друг друга не убили, скоро эфир, он спешил. Даже не помню, заменил он
это слово или не заменил. Вообще я нашел тогда у него в тексте 11
стилистических ошибок.
Спонтанная речь
Строго говоря, если вы хотите неподражаемо писать и исполнять свои тексты, вы
должны чувствовать язык до последней невероятной
тонкости. Не хочу сказать, что я этой вершины достиг. Я сам «лажаю», но это не лишает меня
права давать вам этот совет.
Стремитесь к этому, в конце концов. Вот попробуйте: говорите «но» вместо
«однако», и вы увидите, как ваша речь становится человеческой, простой и
понятной вашему зрителю.
Еще один вопрос – о звучании речи. Здесь есть проблемы дикции, артикуляции,
интонирования. Это имеет отношение к теме казенности. Есть казенная лексика и
казенное исполнение. Иногда человек, сидящий в кадре, тексты «пробарабанивает». Верные, точные интонации, которые
настолько хороши и точны, что сами содержат некую информацию, - вот такие
интонации на радио и телевидении я не слышу практически никогда. Это могла
делать Света Сорокина, у нее была интонация почти безупречная. Таня Миткова. Из
мужчин - никого не помню. Осокин – это сфинкс, это флегма. Он как раз стремился
к монотонному чтению. «Интонация не должна грузить» – это его позиция. Он
всегда читал абсолютно ровно. Иногда паузы делал, если очень хотелось. Но когда
в конце выпуска «дурнычку» какую-нибудь читал (я работал на украинском ТВ по контракту, оттуда это
словечко прицепилось), какую-нибудь веселенькую, нелепую информацию, вот там он
начинал поигрывать голосом, модуляции какие-то у него появлялись. Саша Гурнов
позволял себе сложные интонации в чтении.
Вопрос: А Познер?
Флярковский: Наверное, у Познера
спонтанная речь. Это особенное искусство – спонтанная речь. Я, когда готовился
к этой лекции, специально написал в своем плане: «Спонтанная речь (прямые
включения) – высшая форма владения языком в новостях». Действительно, высшая.
Ее никто не достиг. Послушайте, например, прямые включения. Мало того, что
репортеры мычат «мм…ээ…», с
трудом подбирают слова, еще куда-то за ними лезут, повторяют одно и то же слово
несколько раз, возвращаются к одной и той же мысли. Абсолютно не умеют люди
работать на прямых включениях. Это просто катастрофа.
Вопрос: А суфлеры на прямых включениях работают?
Флярковский: Иногда работают. Я помню,
Сережа Иезуитов, работающий в Италии уже 25 лет, первым в середине 80-х годов
добыл такой суфлер, с которым можно выезжать на съемки. Это штука крепится
прямо к ТЖК или как-то под экраном навешивается… Володя Кондратьев - вот это,
пожалуй, единственный, кто работает на прямых включениях четко, правда,
тараторит немножко и длинно говорит! Но у него нет лишних звуков, лишних букв и
слов. Такое впечатление, что он шпарит по написанному.
На самом деле он говорит не по написанному, а из
башки. У него спонтанная речь, это абсолютно точно. Это по лексике всегда
заметно.
Вопрос: Почему, когда Кондратьев служил в Германии, работал гораздо
интереснее, чем здесь, в России?
Флярковский: Потому что там он служил
себе, а здесь – народу. Там интереснее, потому что говоришь про чужие страны,
про Германию.
Я вот три года проработал на Ближнем Востоке. Это было для меня ска-зочное время: там стреляли, убивали, там были теракты,
я получил резино-вую пулю в голень…
Для меня это лучшее время репортерской жизни. Я же половину своей
телевизионной жизни был репортером, половину – ведущим. Так что опыта у меня
везде было достаточно. Это было что-то невероятное. Ты выезжаешь за пределы
родины и понимаешь, что там, на родине, - подавляющее большинство людей, а ты
принадлежишь к мизерному меньшинству, которое понимает, что здесь вообще
происходит, почему идет война, чего они хотят, почему они до сих пор не
договорились. И ты сам ищешь, находишь, решаешь, что ты снимаешь, когда
перегоняешь, – никаких команд из Москвы. Поэтому у тебя тонус другой, ты
чувствуешь себя человеком, настоящим репортером, ты делаешь мужскую работу. Там
я снял, смонтировал, перегнал и после работы возвращаюсь домой, к жене, к
ребенку. А здесь со съемки я возвращаюсь в редакцию, где куча народу, все
мешают, нормально работать невозможно. Приезжаешь домой – и валишься. А там ты
сдал – и свободен! Люди в зарубежных корпунктах живут иначе. Но это далеко за
пределами нашего разговора, поэтому Бог с ним. Но, может быть, Володя
Кондратьев именно там набил руку и язык. Он работал как свободный человек. И
это сказалось на его речи, конечно, потому что, когда вы ходите на службу,
начинаете говорить: «В связи с большим количеством транспорта возможности
парковки ограничены». А вы представьте, что вы не на службе. Вы появляетесь
перед камерой и простым человеческим языком рассказываете людям о том, что вам
известно. Красиво, просто, изящно. Без междометий, без «значит», «э...», «мэ…». Если вам это удастся – успех вам гарантирован. Вот
это спонтанная речь. Кстати, вы сами работаете на прямых включениях?
Голос из зала: На прямых нет, только стендапы…
Стендап – импровизация в кадре
Флярковский: Стендап
иногда выглядит даже более нелепо, чем прямое включение, потому что в стендапе текст написан и вызубрен, и это очень заметно.
Вопрос: А разве текст не должен быть подготовленным?
Флярковский: В стендапе?
Я всегда выступаю за то, что это должен быть точно такой же текст, как
закадровый. Только произносите вы его в кадре, потому что вам есть, что еще и
показать. Текст стендапа не может быть частью
закадрового текста: можно в начале, можно в конце, просто вынули кусочек
закадрового текста и произнесли его в кадре. Нет! Это не стендап.
Если вам есть что показать, повернуться, дернуть, бросить, подпрыгнуть,
продемонстрировать что-то, тогда имеет делать смысл делать стендап,
и тогда только он у вас получится. И в этом случае текст может быть
сымпровизирован. У меня бывали импровизированные стендапы…
Я как-то стоял на КПП на Ближнем Востоке. Просто подъехали на машине. Это было на границе – зеленая черта между израильской и
палестинской территориями. Тут же к нам бросается взвод солдат, начинает
проверять документы, багажники машин. Стоят две вышки, шлагбаумы, пулеметы. И
вдруг я замечаю, что слева и справа от вышки – бесконечная степь, полупустыня.
Абсолютно ничего нет. Там на любом ишаке можно провезти 100 кг тринитротолуола.
А здесь они к нам бросились… И я тут же, пока они не
разбежались, прошу оператора включить камеру, хватаю микрофон, и мы это
снимаем. И я говорю первое, что мне приходит в голову, и показываю в обе
стороны. «Это все бесполезно, - говорю я, - нужно стену строить или
контрольно-следовую полосу делать, как на обычной границе. Да и то проскочат».
Это был некий ключевой момент у меня в работе, когда я вдруг что-то понял…
А однажды я ехал по Иерусалиму. Я никогда раньше не обращал внимания на
одну вещь: вдоль дороги, по которой я ездил на студию монтировать и перегонять
материалы, шел длинный строительный забор, а вдоль забора наклеены
растиражированные тысячами плакаты: череп, а на черепе повязана куфия, платок палестинский. Причем повязанный
так, как это делал Арафат. Ясно было, что имеется в виду Арафат. И написано:
«Партнер?» Я мимо этого плаката проезжал тысячи раз. А тут я обратил на него
внимание. И подумал: а что там, на палестинских территориях, на заборах
нарисовано и написано? «Смерть евреям». Всем. Значит, израильтян не устраивает
вот этот человек, а арабов не устраивают все евреи! Вот были такие открытия,
моменты просветления, когда я понимал: они никогда не договорятся. Потому что
здесь демократическое общество, в котором принято всю
ответственность за невзгоды и проблемы возлагать на лидеров, которые избраны
народом. Здесь демократическая структура, а там – тоталитарная структура. И они
никогда не договорятся, потому что арабам все равно, кого убить, премьера или
мусорщика, они оба евреи. Они одинаково этого заслуживают. Увидев эти плакаты и
надписи на них, я сделал это открытие. Кстати, стендап
тоже был абсолютно спонтанный. Я тогда просто вышел около плаката. И мне только
нужно было запланировать вторую съемку там, на палестинской территории, где я
снял второй стендап около тех надписей.
На самом деле, жизнь всегда сама преподносит вам решение вопроса, что говорить.
Потом встает проблема, как сказать. И все это, собственно, то, о чем мы сегодня
твердим, - русский язык.
О «Нормах русского языка»
Хочу вам посоветовать еще вот что. Через месяц – полтора выйдет уже
отпечатанный новый словарь «Нормы русского языка». Я недавно обна-ружил, что, оказывается,
пушкинский институт русского языка ввел много новых норм. Очень многое теперь
утверждено специалистами. Теперь можно говорить «марке’тинг». Сохраняется две нормы – «ма’ркетинг» и «мар-ке’тинг».
Чтобы у тех, кто вбил себе в башку «ма’ркетинг»,
было время от-выкнуть, утверждаются обе нормы. Теперь
нужно говорить «ма’стерски».
Вы, наверное, слышали, что до сих пор говорили «мастерски’?» Cлава тебе Господи, что теперь
можно говорить «ма’стерски». Ну и так далее. Вам этот
словарик обязательно понадобится. Ведь люди слушают вас и говорят точно так же,
как вы. Так что позаботьтесь о своих зрителях.
Советы бывалого
Хотите, я вам дам еще несколько советов по конкретным выражениям,
словосочетаниям, по использованию слов?
«Являются одними из условий». Слово «одни» не используется в таком
значении. «Мы одни» - так сказать можно, «одними из условий» - нет. Что-то одно
может быть - «является одним из условий». Можно сказать «из числа условий»:
«Это условие из числа тех, которые»… Это уже нормальная конструкция.
«Считаются одними из самых» - нет тут
множественного числа, не может быть!
А вот это из категории казенной лексики, казенных выражений. «Погибло 15
шахтеров, авария, взрыв метана. Работа на шахте приостановлена».
«Остановлена»! Но в протоколах пишется еще с советских времен «приостановлена»,
типа «все нормально, работа остановлена на время, скоро все будет продолжено».
Старые советские рецидивы – «приостановлена»! Скажите «работа в шахте
прекращена» - это будет правильно.
Не говорите «в какой-то период времени» - слово «времени» здесь
лишнее.
Избавляйтесь от дурацкого навязчивого слова
«культовый», мой вам совет. Еще обожают говорить «левого толка». В разные
периоды появляются навязчивые конструкции или словечки и всюду начинают
звучать. Потом исчезают. Вот сейчас это слова «культовый» и
«левого толка», «правого толка». «Толка» - значение объяснить невозможно.
Или взяли сейчас за моду интонацию (возможно, и многие из вас так
читают) – все наверх, наверх, наверх. Точек нет вообще, вниз ничего не уходит.
Замечали, наверное, да? Откуда это взялось, совершенно непонятно. Может, кто-то
когда-то сказал нечто подобным образом на НТВ?
Вспомните Леню Парфенова, его манеру ходить и говорить какие-то странные
вещички. Леня мог это себе позволить. Ветеран, он мог себе позволить принести в
студию гранатомет «Муха» и чуть ли не стрелять из него. И все немножечко
работают «под Парфенова». Такое клонирование происходит. И в речи происходит то
же самое. Манера речи всех «цепляет».
Ведущие обожают поджимать губки, говорить с придыханием, как Маша Ситтель это делает. Зачем вы лепите себя с кого-то?
Я всегда считал, что если я сел в кадр, со мной ничего не произошло. Я как
ругался в редакции со своими сотрудниками, выяснял с ними отношения, вот
примерно такой же я и выхожу. Только я немножко сбрасываю напряжение, чтобы не
быть противным, чтобы вызывать симпатию у людей. Больше я с собой ничего не
делаю. Я такой, какой я есть. И речь такая, какая есть. У меня 2 эфира в день,
10 эфиров в неделю. Я не могу выучить все эти тексты наизусть, они у меня в
суфлере. Но я пишу их так, как говорю.
Вопрос: Вы и за редактора работаете?
Флярковский: Нет. Шеф-редактор читает
мои тексты. Я не священная корова. Любого ведущего, будь он трижды Познер, надо
читать. Второе лицо, второй человек должен прочитать то, что вы написали.
Дело техники!
Реплика: Но сейчас происходит все наоборот – сначала пишут другие, а
ведущий читает.
Флярковский: Это дело техники.
Существует институт ньюз-райтеров. Некоторые
редакции не могут себе такого позволить, другие себе это позволяют: у ведущего,
а уж у диктора тем более, есть ньюзрайтер.
Есть ньюзрайтеры и у меня. Это две женщины, которые
на заданные мною темы составляют заготовки, рыбу, компиляцию из разных
источников, фактов, более или менее цельный текст. Он всегда большой, больше,
чем мне нужно. Я с этим текстом работаю. Если он меня не устраивает, я пишу
заново. Удачные речевые конструкции, интересные факты я выуживаю, переписываю,
переделываю немножко, использую. Бывает, находит на них вдохновение, они пишут
что-то невероятное, глубокомысленное, умное, симпатичное и т.д. Я беру почти
без изменений, делаю только небольшую вкусовую правку, а в принципе, беру почти
целиком. Так тоже бывает.
Совсем не писать тексты, совсем не прикладывать к ним руку невозможно. Это я
вам уже говорил. Обязательно переделывайте, перечитывайте, переписывайте то,
что вам кто-нибудь дал, даже если вы просто диктор. Не читайте чужой текст в
чистом виде.
Вопрос: Как работать с суфлером, чтобы этого не было видно?
Флярковский: Это приходит с опытом.
Сначала надо к нему привыкнуть. Самое первое условие, о чем я только что
сказал, - работать с текстами до эфира как можно плотнее и больше, потому что
при этом вы его заучиваете почти наизусть. Вам не нужно читать его, вперившись в камеру, не отрываясь, иначе, не дай Бог,
что-нибудь пропустите, – если вы его уже почти выучили. И тогда можно добиться
иллюзии отсутствия суфлера. Некоторые зрители даже не догадываются о
существовании суфлера. Но можно добиться того, что никто и никогда даже не
подумает, что у вас есть суфлер. Та же Света Сорокина умела это делать, тот же
Саша Гурнов. Мне это, в принципе, удается делать, как мне кажется. Могу дать
такой совет: иногда отрывайте глаза от суфлера и опускайте взгляд в текст. Как
будто подсмотрели. Если вы произносите длинное китайское имя, глядя в камеру, -
ну кто поверит, что вы его выучили наизусть? Конечно, никто не поверит.
Вопрос:Приходится
ли менять текст прямо во время эфира?
Флярковский: Бывает. Убираю, дополняю.
Если идет репортаж, а я его еще не видел, то смотрю в эфире. Если он мне
знаком, не смотрю, а только посматриваю, чтобы не было внезапного включения
студии. И в это время читаю следующий текст, прямо во время эфира, чтобы почти
зазубрить. И потом спокойно читаю его с суфлера, опускаю глаза, могу несколько
слов проговорить, глядя в сторону, как в жизни.
В принципе, можно какую-то элементарную пластику позволять себе в кадре, когда
вы хорошо знаете текст, когда он вам родной. Вот новый ведущий Миша Антонов и
Мария Ситтель, которые работают в «Вестях», - они как
бы полуветераны, они еще немножечко зацепили школу
середины 90-х годов. Они читают, у них есть мимика, элементарная пластика. На
НТВ «барби» сидят, там вообще ничего не осталось.
Вот дурацкое теребление ручки – это я никогда не
понимал. Ручка вообще не нужна. Это значит, что человеку руки девать некуда. Но
Ситтель и Антонов даже с этим как-то справляются.
О благородных и разночинцах…
Казалось бы, все это не имеет отношение к теме нашего разговора о языке. Но
если вспомнить, что говорил Лотман в своих лекциях о русской культуре, то у
него была такая хорошая сентенция: «Человека благородного воспитания всегда
отличала изящная точность движений и суждений. Разночинца, напротив, выдавала
скованность или развязность, которая, как правило, была следствием этой скованности».
Понимаете, да? Красиво сказано и очень точно. В кадре сейчас сидит дикое
количество разночинцев. Скованных или, наоборот, развязных, дерганных. Есть
просто воплощение этих слов на экране. Программу «Максимум» смотрит кто-нибудь
из вас? Это невозможно! А знаете, какие у них рейтинги? Офигительные!
Вот все говорят: «Канал «Культура» - это единственный канал, который можно
смотреть. Единственный человеческий канал, обращенный к человеку, гуманный».
При этом рейтинги у нас - низкие. Все смотрят программу «Максимум». Я вчера
посмотрел очередной выпуск. Тяжелый случай. Начало программы: «Сразу три
железнодорожные катастрофы в одну неделю, сразу три!». Он блестит, он сверкает,
он в восторге от того, что три железнодорожные
катастрофы на одной неделе. И это бесконечное дерганье, что-то немыслимое. Но
кто скажет, что он не мастер?!
Помните Доренко 2000 года? Злой гений! Я несколько лет ему руки не подавал, а
года три назад сказал: «Привет, злой гений!» Помахал ему. И с тех пор мы так
друг друга приветствуем. Автор программы «Максимум» - это тоже злой гений. Он
тоже мастер своего дела. Я уверен, что он так не относится к вещам, к жизни –
это его «национальная роль».
Реплика: Мы между собой смеемся, пародируем манеру программы «Максимум» или
«Камеди клаб». Почему это держит? Ну, как ты пере-ключишься, если он вот так
надрывается и даже экран заплевывает? Я, мол, тебя держу за горло, и ты меня
сейчас дослушаешь. Это же американская традиция. Это держит!
Реплика: Сейчас все читают таблоиды, желтую прессу - просто не все в этом
признаются…
Флярковский: Конечно, непедагогично с моей стороны
говорить такое, но я вам скажу, что значение языка в журналистике, особенно в
новостях, год от года снижается. Ему все меньше придается значения. Как сказал,
как конструкцию выстроил – смешно об этом даже думать. Сказал «обычный» или
«обыкновенный» - сейчас этому никто не придает значения. Но
если мы приехали сюда и говорим о языке, значит, не все безнадежно, значит,
кто-то хочет говорить красиво и правильно (Только не слишком красиво! Это еще одна беда на телевидении – говорить красиво). Но
все-таки тенденция, увы, налицо. На телевидении, на радио, в журналах и в
литературе тексты не вычитываются, нет корректоров. Я читаю у того же Б. Акунина: «В углу стоял круглый стол овальной формы». Это
значит, даже не вычитывали текст. Зачем? Тираж большой, быстро, быстро! «И в то
время, когда настало время определять его к ремеслу» - это тоже оттуда. И
буквально на каждой странице я цепляю глазом что-то не то.
Реплика: Это цитата из Достоевского - «круглый стол овальной формы»
Флярковский: Вы уверены в этом?
Реплика: Абсолютно. Этот пример часто приводится.
Флярковский: И «когда настало время»?
Одно дело Достоевский – готов с этим смириться. Но там на каждом шагу
орфография и стилистика автора сохраняется, далеко не всегда правильная.
Вопрос: А как вы относитесь (хотя это, конечно, не новостная программа)
к стилю, к речи, к манере программы «Истории в деталях»?
Флярковский: Майоров пишет языком,
принятым в той сфере, о которой он рассказывает. Это, по сути, светская
хроника, а не искусствоведческая программа. Даже когда он рассказывает об
ушедших звездах, например, Мэрилин Монро, – это все равно светская хроника. И в
этом стиле написаны его тексты. Он и читает их так. Он, кстати, читает неплохо,
пластика, мимика у него неплохие. Это довольно удачный
(заметьте, я не сказал «достаточно удачный») на телевидении персонаж – Майоров.
Их немного. Так что, скорее, со знаком плюс оценю стиль этой программы. А если
кого-то не устраивают ее тексты, речь, язык, то помните, что автор держится в
рамках жанра.
Вопрос: Как вы относитесь к правилу, которое тиражируется и в наших
учебниках, и в западных, что фраза дикторов и репортеров – это 7-12 слов? И
есть ли исключения из этого правила, что, чем короче фраза, тем лучше?
Флярковкий: Чем короче фраза, тем
лучше, потому в новостях счет идет на секунды. И чем короче скажете, тем больше
информации уместится в вашем выпуске. Это на самом деле не шутка. Я иногда,
когда выходит перебор перед выпуском, переписываю целые предложения, убираю
целиком фрагменты текста, нарушается логика повествования, я нервничаю, все
переделываю. Поэтому лучше сразу писать коротко, короткими фразами, без лишних
слов, без слов-сорняков, типа «свой-своя-свои». Бесконечно «свой»: «Отметил
свой день рождения» - а чей же еще? Короче говорить – это одно из
первых требований в новостях. А исключение может быть, если у человека есть
свой узнаваемый стиль. Тот же Парфенов, тот же Познер – он может себе позволить
и 20 слов. И наверное, в новостях культуры все
по-другому, чем в обычных новостях.
О тире, союзах, цитатах и БЗ
Скажу вам еще одну важную вещь, имеющую отношение к тому принципу, о котором я
говорил вначале: отличие устной речи от письменной.
Запомните раз и навсегда, зарубите себе на носу: в устной речи знаков
препинания нет, никаких двоеточий, тире, кавычек, многоточий, они исчезли,
умерли. Помните об этом те, кто работает на радио и телевидении! Потому что
начинается: «Причина – не хватило денег». Причина – тире – не хватило денег. Но
в устной речи тире нет. Значит, нужно сказать: «Причина в том, что не хватило
денег». Приходится добавлять какие-то союзы, слова, создавать сложноподчиненные
предложения.
Или цитирование. Это очень серьезная штука, когда вы цитируете. Вы цитируете –
а кавычек нет. Значит, надо каким-то образом давать понять, что это не ваши
слова, что это кто-то другой сказал, а не вы. Иногда я слышу – начинается
репортаж. Репортер довольно долго говорит. Я прислушиваюсь и думаю: «Какая
умница! Как глубокомысленно излагает». Вдруг она прерывается и говорит: «Этими
словами такой-то начинал свою знаменитую книгу».
Оказывается, это не ее слова? Зачем вводить в заблуждение зрителя? Вы сначала
должны сказать: «Такой-то однажды сказал», а потом цитировать. Нужно говорить
«цитирую», «конец цитаты». Но вот эта штука делается повсеместно: сначала идет
чье-то высказывание, потом указание на автора. Нет, сначала дайте указание на
автора, потом само высказывание.
Вопрос: А у нас говорят, что нужно наоборот, чтобы зацепить зрителя…
Флярковский: Это не зацепить, это
называется «обмануть зрителя», взять его на понт. Это
розыгрыш – вот что это такое. Напишите сами умный хороший текст, а не
используйте кого-то, чтобы зацепить вашего зрителя, подключайте ваши
собственные навыки, таланты.
Вопрос: Иностранная лексика, английские слова – опасно это для новостей?
Флярковский: Английские слова опасны в
том смысле, что они просто отдаляют от зрителя. Я уже говорил: добивайтесь
наибольшей степени доверия от зрителя. А для этого не говорите сложные слова.
Вот у меня текст, который я распечатал и взял с собой. Это делал наш
корреспондент, с которым я ничего не могу поделать. Вот послушайте: «Норма»
(это фильм-опера) снималась долго и сложно. Формат, уже привычный для запада, в
России все еще – terra incognita.
Но уникальные голоса артистов, поющих в фильме Айрапетяна, архитектура древних
армянских монастырей, где снималась картина, произвели исключительно сильное
впечатление на зрителей Европы и Америки. В Милане и Париже фильм показывали на
площадках на гигантских экранах, многие фестивали оценили эту ленту как первостепенное кинособытие».
Дальше синхрон. «В Благовещенске Борис Айрапетян
получил факс, что фильм пожелали получить с переводом не на 5, как было
оговорено с компанией «Юниверсал», а на 6 языков».
«Получили факс, что» – кстати, это неграмотно. Но это мелочь. «Русские деньги»
Масленникова вызвали ажиотаж и по фамилии режиссера – «Зимняя вишня» (тире – какое тире? Нет его!) и трилогия
про Шерлока Холмса помнятся не только по звездным актерским фамилиям».
Построено предложение, конечно, офигительно. Синхрон. «Двенадцать не самых простых для восприятия
фильмов, на показы которых билеты в Благовещенске были раскуплены за месяц.
Оказывается, что зритель умеет понимать и простое, и сложное. Сложное даже лучше,
потому что интересно. Поэтому и новая эмблема форума (дальше просто немыслимо)
зрителями была принята безоговорочно».
Дальше продюсер говорит, что на эмблеме фестиваля – журавли. Далее – текст:
«У дальневосточных журавлей, в отличие от их собратьев (это концовка
репортажа о фестивале фильмов!), есть длинные хвостовые перья. В общей
журавлиной стае они дички. Белые перья не могут переносить птиц
на длинные расстояния. Априори». Точка. Это к вопросу об иностранной
лексике. «Тем не менее эти журавли умеют долетать аж
до Хоккайдо». «Аж» «аж 200, аж миллион» –
откуда это взялось? Это какое-то просторечие из 19 века, из старорусского языка
– а у нас очень любят это говорить. Когда хотят сказать, что это немыслимо
много (кстати, так можно сказать - «немыслимо много»), а у нас – «аж до Хоккайдо». «А уж в качестве эмблемы Амурской осени –
по всему миру». Летают с хвостами белыми. Чудовищно написан текст. Просто
чудовищно. Я его писал, переписывал. Потом просто перевел в БЗ и выдал в эфир.
Невозможно работать с таким текстом. Это писал наш корреспондент, который
работает в журналистике лет 15, на канале «Культура» - лет 8. Невозможно!
«Лена, ну перестаньте петь песни, это репортаж, нужно просто интересно,
захватывающе сделать, не используя слово «априори». Эта попытка зацепить
зрителя – она, что, хотела зацепить его словом «априори»? Да девять десятых не
знает, что оно означает – «априори». Избавиться невозможно, потому что
государственное учреждение. Профнепригодность.
Единственное, что я могу сделать, занимая мое не самое высокое положение, это
переделывать, менять формат, произносить своими словами и произносить самому,
что я и делаю регулярно. А не в обиду будь вам сказано, тексты, которые мы
получаем из российских городов, - это просто слезами облиться. Раз в неделю,
реже - раз в две недели, после немыслимых переписываний и переговоров, у нас
идет репортаж. Чаще это Питер, иногда Омск, Пермь, Казань (там работала
приличная репортерша, мы ее забрали себе), а в основном со всей страны приходят
такие репортажи – ну, просто плакать хочется. У меня бесконечные «БЗ». Вы
знаете, что такое «БЗ»?
Голос: «Трек-синхрон»
Флярковский: Да. Иногда «закадр» еще говорят. Непонятно, откуда это взялось. Я
помню, что репортеры старой школы говорят «БЗ» – «без звука». Тоже не очень
точно. Как же без звука? Ведущий в студии же читает, речь есть. Мало того, под
картинку кладется интершум, реальное звучание события
тоже есть. Звуки есть. Но нет наговора репортерского, нет закадрового текста
автора, репортера. У американцев на CNN это называется «voice
over». «Голос за пределами».
Культурные клише
Вопрос: В репортажах о культуре, о премьерах часто используют одни и те
же выражения – «культурные клише». Вы считаете это проблемой? Работаете над
поиском синонимов?
Флярковский: Хорошо, что вы это
уловили. Это действительно проблема, от нее надо избавляться, ее надо решать.
Но, может быть, вы слишком придирчивы к новостям культуры, потому что в прочих
новостях этих штампов и клише куда больше. В наших новостях сам материал такой,
что позволяет хоть какую-то меру интерпретации, отношения. Сейчас же в
остальной журналистике интерпретация, отношение, комментирование, даже
элементарное, в принципе, отсутствует, его нет. У нас же оно есть, у нас хоть
что-то придумывают, сочиняют. Но бороться надо. Я когда пришел на канал
«Культура», послушал эфир, и потом на собрании репортеров сказал: «Если я еще
раз увижу в тексте «Все новое – это хорошо забытое старое» (вот
этого в новостях «Культуры» нет уже лет 5!) или «Никого не оставляет
равнодушным» - я добьюсь увольнения этого человека, чего бы мне это ни
стоило». Я не думал, что это повлияет. Повлияло. Где-то пару месяцев назад у
одной проскочило похожее: «А уж тем более равнодушным
никого не оставляет», поменяла порядок слов, но влепила
все-таки. Это та репортерша, которая всегда этим грешила. Пришлось угрожать,
потому что просто невозможно слушать. Но, конечно, их миллион, этих штампов. И
от них надо избавляться.
Вопрос: В местных и все чаще - в общероссийских новостях встречаются
тавтологии. Что с этим делать?
Флярковский: Вы меня к ответу
призываете? «Доколе?» Это правда – тавтологий пол-но, с этим надо бороться. Но мы с вами собрались,
чтобы констатировать наличие проблем, гадостей, огрехов, мусора в речи. Давайте
займемся тем, чтобы себя от этого избавить. Я в основном избавился. Я веду
рассказ на своем привычном языке, которому меня учил Розенталь. Я так на нем и
говорю. Я и в жизни более или менее грамотно выражаюсь, как мне кажется.
Научитесь говорить в жизни нормально и перенесите это на экран.
Вопрос: Ваши репортеры читают русскую литературу? Им это интересно?
Флярковский: Я не устанавливаю
никакой связи между читательским опытом, опытом работы с текстами,
художественными и нехудожественными, и способно-стями
этого человека правильно говорить в эфире. У меня в редакции люди с двумя
высшими образованиями, невероятно начитанные, делают такие ошибки, что,
кажется, они школу не заканчивали. Когда человек приступает к исполнению
служебных обязанностей, с ним что-то происходит. Рубильник какой-то переключается.
Не допускайте этого переключения в себе.
Вопрос: То есть правильная речь – это вопрос внутренней свободы?
Флярковский: Это вопрос внутренней
свободы, это вопрос вашей гуманитарной подготовки, вашего
back-ground. Это значит, что у
вас что-то за плечами было, что вы с чем-то имели дело, что вы что-то теряли,
переживали. Вообще говоря, речь – это одно из прямых проявлений человеческого
опыта, наиболее общего опыта. Девочка, которая ничего не пережила, ничего не
видела, закончила двухмесячные курсы ведущих, села в
кадр – и это видно, что у нее ничего за плечами нет. Она и говорить будет, как Барби. А если у вас что-то происходило в жизни, вы читали,
слышали, общались, теряли, находили, если вы - искушенный человек, то вы можете
добиться совершенства своей речи.
Женский вопрос
Вопрос: Вам не кажется, что новости становятся женской профессией?
Флярковский: Да. Абсолютно
женская профессия. У программы новостей женские голоса. Для мужчин это
плохо, потому что у них отбирают хлеб, очень хороший хлеб. На самом деле, для
меня это загадка (если отвлечься от темы языка): мужчины – народ более
честолюбивый, амбициозный – как не хотеть работать на
телевидении? Нет, девочки идут.
Вопрос: Может, дело в оплате труда?
Флярковский: В оплате труда – конечно,
это серьезный фактор. К нам не идут, потому что у нас мало платят, но я знаю точно, что на других телекомпаниях платят гораздо
больше. И тем не менее там тоже одни девочки. Не знаю,
почему. Я еще не нашел ответа на этот вопрос.
Вопрос: Девушек много на региональном телевидении. Но на центральных
каналах корреспонденты – одни мужчины. Где девушки-корреспонденты?
Флярковсикй: Не знаю. И вас призываю не
думать об этом. Делайте свое дело и работайте лучше всех.
Я своих детей, кстати, этому учу. Ты занялся чем-нибудь – не обязательно быть
первым, но научись делать это лучше других. Вот я иногда сижу на работе, и мне
тоскливо, противно, я курю сигарету. Сижу и специально заставляю себя думать:
почему я здесь? Почему именно я это делаю? Потому что я это делаю лучше других –
вот и все. Сказав себе это, я принимаюсь за работу. Может, это неправда. Но
главное - убедить себя в этом и добиться этого. Пишите лучше других, говорите в
кадре лучше других – вот и все.
О себе и о «культуре»
Вопрос: С чем связана такая резкая смена с новостей обычных на новости
культуры? Не хочется ли обратно?
Флярковский: Я затронул эту тему, если
вы заметили. Интерпретация, отношение. В той журналистике, откуда я пришел, там
давно этого не нужно. Пожалуй, и невозможно. Но, главное, не нужно. Там за 5 лет
сменилось целое поколение, целая эпоха. Там, не сочтите за кокетство, такие как я, уже не нужны. А то, что я делаю сейчас, - это
абсолютно живой, гибкий, подвижный, яркий материал. Это другие лица, другие
люди, это сфера человеческой деятельности, где идеи рождаются (а не
реализуются!), где что-то придумывается, ставятся спектакли, пишутся книги,
снимаются фильмы, причем очень разные. Одни раздражают, другие восхищают. Я
сегодня, наверное, это не променяю ни на что. Но бывает тоскливо. Там
совершенно другая ритмика, другая динамика в работе – канал «Культура» этим
отличается, как вы заметили. Меня это тяготит: отсутствие динамики в эфире и
отсутствие динамики развития канала как продукта. Я за завтраком пультом
щелкаю: «Первый», «второй», ТВЦ, НТВ. Везде каждые 2-3 секунды – смена плана.
Обращали внимание, как сделаны эти каналы? Их есть за что поругать. Они
временами просто невыносимы. Но если оценивать с точки зрения телеэстетики, они фавориты во всех отношениях. Они
выстроенные, смонтированные. Они не дают человеку ни секунды уснуть. Отдельная
передача, фильм, новости, рекламный блок, межпрограммные заставки – динамика
бесконечная. И вдруг раз – 5 кнопка, канал «Культура». Человек говорит – умный,
интересный. Но от склейки до склейки 30 секунд. Потом 10 секунд. Потом один
пейзаж наплывает на другой. Это эстетика 70-х годов, которой нужна очень
специфическая аудитория.
Скорость речи тоже имеет безусловное значение. У нас на канале единственная
программа, которую можно смотреть с точки зрения телеэстетики,
это наши новости. Они смонтированы бойко. Я считаю каждую секунду, сколько я
сижу в эфире. И пока мне нравится то, что я делаю.