Главная страница сайта dedovkgu.narod.ru
Страница специальности «Организация работы с молодежью»
А. Ю. Егоров
НЕХИМИЧЕСКИЕ (ПОВЕДЕНЧНСКИЕ) АДДИКЦИИ (ОБЗОР)
Печатается
по: http://www.narcom.ru/cabinet/online/88.html
«Химическая аддикция базируется на опыте,
который наркотик дает человеку, и месте, которое
этот опыт занимает в жизни человекa. Все, что дает сравнимый опыт, может также
вызвать аддикцию.»
С. Пиил (Peele,1981)
Нехимическими называются аддикции,
где объектом зависимости становится поведенческий паттерн, а не ПАВ. В западной
литературе для обозначения этих видов аддиктивного поведения чаще используется
термин «поведенческие аддикции».
Первую классификацию нехимических
аддикций в России предложил Ц. П. Короленко (2001). Он выделил непосредственно нехимические аддикции, к которым
относятся азартные игры (гэмблинг), аддикция отношений, сексуальная, любовная
аддикции, аддикция избегания, работоголизм, аддикция к трате денег, ургентная
аддикция, а также промежуточные
аддикции, например, аддикцию к еде (переедание и голодание),
характеризующиеся тем, что при этой форме задействуются непосредственно
биохимические механизмы. Кроме вышеперечисленных, в настоящее время описано
значительное количество других нехимческих аддикций: многообразные компьютерные
зависимости или интернет-зависимости (Гоголева А. В., 2002; Войскунский А. Е.,
2004; Young, 1998), аддикция упражнений (спортивная) (Murphy, 1994; Griffiths,
1997; Kjelsas et al., 2003), духовный поиск (Постнов В. В., Дереча В. А.,
2004), «состояние перманентной войны» (Постнов В. В. и др., 2004), синдром
Тоада, или зависимость от «веселого автовождения» (joy riding dependence)
(McBride, 2000). В. Д. Менделевич (2003) рассматривает также фанатизм во всех
его проявлениях (религиозный, политический, спортивный, национальный) как одну
из форм аддиктивного поведения, отмечая, что любое сверхценное увлечение, при
котором объект увлечения или деятельность становится определяющим вектором
поведений человека, оттесняющим на второй план или полностью блокирующим любую
иную деятельность, ивходит в состав аддиктивного, патохарактерологического
типов девиантного поведения. Некоторые исследователи включают в число
нехимических аддикций клептоманию и трихотилломанию (Lejoyeux et al., 2002;
McElroy et al., 1995), которые, на наш взгляд, являются расстройствами
влечений, а не болезнями аддикции.
И. Маркс (Marks, 1990) предложил
следующие критерии для диагностики
поведенческих (нехимических) зависимостей:
1. Побуждение к контрпродуктивной
поведенческой деятельности (= тяга).
2. Нарастающее напряжение, пока
деятельность не будет завершена.
3. Завершение данной деятельности
немедленно, но ненадолго снимает напряжение.
4. Повторная тяга и напряжение через
часы, дни или недели (= симптомы абстиненции).
5. Внешние проявления уникальны для
данного синдрома аддикции.
6. Последующее существование
определяется внешними и внутренними проявлениями (дисфория, тоска).
7. Гедонистичекий оттенок на ранних
стадиях аддикции.
Нехимические аддикции часто
сочетаются с другой психической патологией: аффективными расстройствами,
обсессивно-компульсивными расстройствами, расстройствами личности, неврозами и
химическими зависимостями (Менделевич В. Д., 2003; Schneider, Irons, 2001;
Lejoyeux et al., 2002, и др.). Коморбидность невротических расстройств и
нехимических аддикций, по мнению А. Р. Назмутдинова (2000), определяется тремя
основными вариантами: невроз, манифестировавший на фоне ранее сформировавшейся
аддиктивной зависимости (при наличии дополнительных патогенетических моментов,
каким, например, является психотравма); длительное невротическое состояние,
обусловившее своеобразный механизм психологической защиты в виде формирования
аддиктивного поведения; невротические и аддиктивные расстройства, развивающиеся
и протекающие параллельно, относительно изолированно друг от друга, но имеющие
общие этиопатогенетические и патопластические феномены.
Рассмотрим теперь различные варианты
нехимических аддикций.
1. Азартные игры (гемблинг,
лудомания)
Гемблинг (патологическая склонность
к азартным играм F63.0 по МКБ-10) «заключается в частых повторных эпизодах
участия в азартных играх, что доминирует в жизни субъекта и ведет к снижению
социальных, профессиональных, материальных и семейных ценностей, не уделяется
должного внимания обязанностям в этой сфере» (МКБ-10, 1994).
В последнее время проблема азартных
игр приобрела исключительно важное значение в связи с повсеместным
распространением денежных игровых автоматов, открытием множества казино. Все
они красиво оформлены, что способствует усилению суггестивного эффекта легкой
возможности выигрыша за короткое время. Игровые автоматы давно распространены
во всем мире. Так, еще в 1970-х годах ХХ столетия в Англии возникла проблема
низкой посещаемости кинотеатров, вплоть до необходимости их закрытия, за счет
возрастающей популярности залов игровых автоматов. В США, по данным Р. Фольберг
(Volberg, 1996), количество «проблемных гемблеров» — аддиктивных игроков,
настолько зависимых от игровых автоматов, что их жизнь оказывается полностью
подчиненной этой страсти, — достигает 5% населения. Данные других
исследователей (Ladouceur et al., 1999) свидетельствуют о том, что только за
первую половину 1990-х годов число проблемных гемблеров выросло в Канаде более
чем на 75%.
В связи с этим многие зарубежные
исследователи считают азартные игры серьезной социальной проблемой,
представляющей угрозу для части населения. Проблема усугубляется тем, что в
процессе игры в ряде случаев возникают расслабление, снятие эмоционального
напряжения, отвлечение от неприятных проблем, и игра рассматривается как
приятное времяпрепровождение. На основе этого механизма постепенно наступает
втягивание и развивается зависимость. Вместе с тем в литературе до сих пор не
утихают споры — является ли гемблинг аддикцией или в большей степени одной из
форм обсессивно-компульсивного расстройства (Blanco et al., 2001).
Ц. П. Короленко и Т. А. Донских
(1990) выделяют ряд признаков, характерных для азартных игр как одного из видов
аддиктивного поведения. К ним относятся:
1. Постоянная вовлеченность,
увеличение времени, проводимого в ситуации игры.
2. Изменение круга интересов,
вытеснение прежних мотиваций игровой, постоянные мысли об игре, преобладание и
воображении ситуаций, связанных с игровыми комбинациями.
3. «Потеря контроля», выражающаяся в
неспособности прекратить игру как после большого выигрыша, так и после
постоянных проигрышей.
4. Состояния психологического
дискомфорта, раздражения, беспокойства, развивающиеся через сравнительно
короткие промежутки времени после очередного участия в игре, с
труднопреодолимым желанием снова приступить к игре. Такие состояния по ряду
признаков напоминают состояния абстиненции у наркоманов, они сопровождаются
головной болью, нарушением сна, беспокойством, сниженным настроением,
нарушением концентрации внимания.
5. Характерно постепенное увеличение
частоты участия в игре, стремление ко все более высокому риску.
6. Периодически возникающие
состояния напряжения, сопровождающиеся игровым «драйвом», все преодолевающим
стремлением найти возможность участия в азартной игре.
7. Быстро нарастающее снижение
способности сопротивляться соблазну. Это выражается в том, что, решив раз и
навсегда «завязать», при малейшей провокации (встреча со старыми знакомыми,
разговор на тему игры, наличие рядом игорного заведения и т. д.) гемблинг
возобновляется.
В американской классификации
психических расстройств (DSM-IV, 1994) диагноз патологического гемблинга
ставится при наличии пяти и более пунктов из раздела А и пункта раздела Б.
1. Поглощен гемблингом, например,
постоянно возвращается в мыслях к прошлому опыту гемблинга, намеренно
отказывается от гемблинга или, наоборот, предвкушает и готовится к реализации очередной
возможности гемблинга, или обдумывает способ достать денежные средства для
этого.
2. Продолжает игру при все возрастающем
подъеме ставок, чтобы достичь желаемой остроты ощущений.
3. Предпринимал неоднократные, но
безуспешные попытки контролировать свое пристрастие к гемблингу, играть меньше
или совсем прекратить.
4. Проявляет беспокойство и
раздражительность при попытке играть меньше или совсем отказаться от гемблинга.
5. Играет, чтобы уйти от проблем или
снять дисфорию (в частности, чувство беспомощности, вины, тревогу, депрессию).
6. Возвращается к игре на следующий
день после проигрыша, чтобы отыграться (мысль о проигрыше не дает покоя).
7. Лжет семье, врачу и другим людям,
чтобы скрыть степень вовлеченности в гемблинг.
8. Совершал криминальные действия — такие,
как подлог, мошенничество, кража, присвоение чужого имущества с целью
обеспечения средств для гемблинга.
9. Ставит под угрозу и даже готов
полностью порвать отношения с близкими людьми, бросить работу или учебу,
отказаться от перспективы карьерного роста.
10.
В ситуации отсутствия денег из-за гемблинга перекладывает решение проблем
на других людей.
Б. Игровое поведение не связано с маниакальным
эпизодом.
Говоря о психологических
особенностях проблемных гемблеров, большинство исследователей указывает на потерю
контроля за собственным поведением, причем это касается всех вариантов
гемблинга — от игры на тотализаторе до игровых автоматов (O'Connor, Dickerson,
2003). Австралийские исследователи А. Бласцински и Л. Науэр (Blaszczynski,
Nower, 1997) выделяют три подгруппы проблемных гемблеров: 1. с нарушением
поведения; 2. эмоционально неустойчивые; 3. антисоциальные гемблеры, склонные к
импульсивным поступкам, подчеркивая тем самым неоднородность группы аддиктов.
Хотя болезненная страсть к азартным
играм чаще наблюдается у мужчин, у женщин эта аддикция принимает более тяжелые
формы. Женщины втягиваются в опасное увлечение в три раза быстрее и тяжелее
поддаются психотерапии. В отличие от мужчин, женщины подпадают под зависимость
от азартных игр в более зрелом возрасте, и по другим причинам. Наиболее
распространенная из них — личные проблемы, от которых они пытаются уйти в игру.
Наиболее часто это происходит в возрасте от 21 до 55 лет, и в 1–4% случаев
страсть принимает такие формы, при которых необходима помощь психиатра. Каждый
третий патологический игрок — это женщина. Так, в недавнем сравнительном
исследовании 70 проблемных гемблеров-мужчин и 70 гемблеров-женщин показало
более прогредиентное развитие аддикции у женщин по стадиям: социальный
гемблинг; интенсивный гемблинг; проблемный гемблинг. Половые различия между
мужчинами и женщинами заключались также в том, что гемблингу у женщин чаще
сопутствовало депрессивное расстройство, а у мужчин — алкоголизм (Tavares et
al., 2003).
Следует отметить, что лица,
участвующие в игре, сравнительно часто злоупотребляют алкоголем и другими ПАВ,
то есть включаются в комбинированные формы аддиктивного поведения. Для
«игроков» типичны трудности межличностных отношений, частые разводы, нарушение
трудовой дисциплины, частая смена работы.
Существуют факторы, предрасполагающие к гемблингу: неправильное воспитание
в семье, участие в играх родителей, знакомых, стремление к игре с детства
(домино, карты, монополия и т. д.), вещизм, переоценка значения материальных
ценностей, фиксированное внимание на финансовых возможностях, зависть к более
богатым родственникам и знакомым, убеждение в том, что все проблемы можно
решить с помощью денег (Короленко Ц. П., Дмитриева Н. В., 2000). Американский
исследователь А. Пастернак (Pasternak, 1997), в свою очередь, в качестве
факторов риска выделяет принадлежность к национальному меньшинству, отсутствие
семейного статуса, депрессию, а также различные варианты химической аддикции.
Р. Кастер (Custer, 1984) выделил три
стадии развития гемблинга: стадию выигрышей; стадию проигрышей и стадию
разочарования. Стадия выигрышей
представлена следующими признаками: случайная игра, частые выигрыши,
воображение предшествует и сопутствует игре, более частые случаи игры,
увеличение размера ставок, фантазии об игре, очень крупный выигрыш,
беспричинный оптимизм. Для стадии
проигрышей характерны: игра в одиночестве, хвастовство выигрышами,
размышления только об игре, затягивающиеся эпизоды проигрышей, неспособность
остановить игру, ложь и сокрытие от друзей своей проблемы, уменьшение заботы о
семье или супруге, уменьшение рабочего времени в пользу игры, отказ платить
долги, изменения личности — раздражительность, утомляемость, необщительность,
тяжелая эмоциональная обстановка дома, одалживание денег на игру, очень большие
долги, созданные как законными, так и незаконными способами, неспособность
оплатить долги, отчаянные попытки прекратить играть. Признаками стадии разочарования являются: потеря
профессиональной и личной репутации, значительное увеличение времени,
проводимого за игрой, и размера ставок, удаление от семьи и друзей, угрызения
совести, раскаяние, ненависть к другим, паника, незаконные действия,
безнадежность, суицидальные мысли и попытки, арест, развод, злоупотребление
алкоголем, эмоциональные нарушения, уход в себя.
В. В. Зайцев и А. Ф. Шайдулина
(2003) описали развитие фаз и поведение пациентов, составляющих так называемый игровой цикл, понимание которого
важно для формирования психотерапевтических задач при работе с проблемными
гемблерами.
Фаза
воздержания характеризуется
воздержанием от игры из-за отсутствия денег, давления микросоциального
окружения, подавленности, вызванной очередной игровой неудачей.
Фаза
«автоматических фантазий», когда учащаются спонтанные фантазии об игре. Гемблер проигрывает в своем
воображении состояние азарта и предвкушение выигрыша, вытесняет эпизоды
проигрышей. Фантазии возникают спонтанно либо под влиянием косвенных стимулов.
Фаза
нарастания эмоционального напряжения. В зависимости от индивидуальных
особенностей возникает тоскливо-подавленное настроение, либо отмечаются
раздражительность, тревога. Иногда это настроение сопровождается усилением
фантазий об игре. В ряде случаев оно воспринимается пациентом как
бессодержательное и даже направленное в сторону от игры и замещается повышением
сексуального влечения, интеллектуальными нагрузками.
Фаза
принятия решения играть. Решение приходит двумя путями. Первый из них состоит в том, что пациент
под влиянием фантазий в «телеграфном стиле» планирует способ реализации своего
желания. Это «очень вероятный для выигрыша», по мнению гемблера, вариант
игрового поведения. Характерен для перехода первой стадии заболевания во
вторую. Другой вариант — решение играть приходит сразу после игрового эпизода.
В его основе лежит иррациональное убеждение в необходимости отыграться. Этот
механизм характерен для второй и третьей стадий заболевания.
Фаза
вытеснения принятого решения. Интенсивность осознаваемого больным желания играть уменьшается, и
возникает «иллюзия контроля» над своим поведением. В это время может улучшиться
экономический и социальный статус гемблера. Сочетание этих условий приводит к
тому, что пациент без осознаваемого риска идет навстречу обстоятельствам,
провоцирующим игровой срыв (большая сумма денег на руках, прием алкоголя,
попытка сыграть для отдыха и т. д.).
Фаза
реализации принятого решения. Для нее характерно выраженное эмоциональное возбуждение и интенсивные
фантазии о предстоящей игре. Часто гемблеры описывают это состояние как
«транс», «становишься как зомби». Несмотря на то, что в сознании пациента еще
возникают конструктивные возражения, они тут же отметаются иррациональным
мышлением. У игрока доминируют ложные представления о возможности
контролировать себя. Игра не прекращается, пока не проигрываются все деньги.
Затем начинается фаза воздержания и запускается новый цикл.
В. В. Зайцев и А. Ф. Шайдулина
(2003) уделяют особое внимание так называемым «ошибкам мышления», которые
формируют иррациональные установки гемблеров. Ошибки мышления бывают
стратегическими, обусловливающими общее положительное отношение к своей
зависимости, и тактическими, которые запускают и поддерживают механизм
«игрового транса».
К стратегическим ошибкам мышления
относятся следующие внутренние убеждения:
— Деньги решают все, в том числе проблемы
эмоций и отношений с людьми.
— Неуверенность в настоящем и ожидание
успеха вследствие выигрыша, представление о возможности уничтожить жизненные
неудачи успешной игрой.
— Замещение фантазий о контроле над
собственной судьбой фантазиями о выигрыше.
К тактическим ошибкам мышления
относятся:
— Вера в выигрышный — фартовый —
день.
— Установка на то, что обязательно
должен наступить переломный момент в игре.
— Представление о том, что возможно
вернуть долги только с помощью игры, то есть отыграть.
— Эмоциональная связь только с
последним игровым эпизодом при даче себе самому слова никогда не играть.
— Убеждение о том, что удастся
играть только на часть денег.
— Восприятие денег во время игры как
фишек или цифр на дисплее.
— Представление о ставках как о
сделках.
В связи с повсеместным
распространением игровых автоматов и отсутствием контроля, в частности,
возрастного, в игровых залах России среди населения практически во всех
возрастных группах началась своеобразная гемблинг-эпидемия. Подростки не
оказались в стороне от нее. У последних имеются свои особенности
гемблинг-зависимости. Исследование особенностей гемблинга среди подростковой
популяции в 10000 человек в возрасте от 12 до 13 лет из 114 школ в Англии и
Уэльсе показало, что подростки играют практически в те же игры, что и взрослые.
Вместе с тем подростки предпочитают игровые автоматы (fruit machines, которые в
настоящее время стоят во всех игорных залах России), а также билеты
Национальной лотереи. По данным австралийских исследователей, более 5%
подростков могут быть отнесены к проблемным гемблерам (Fisher, 1999).
П. Дельфабро и Л. Трапп (Delfabbro,
Thrupp, 2003), рассматривая социальные детерминанты, способствующие
возникновению подросткового гемблинга, указывают на факт гемблинга среди
родителей, а также положительное отношение к игре в семье. Говоря о факторах,
препятствующих подростковому гемблингу, исследователи отмечают воспитание в
семье таких качеств, как умение сохранять свои деньги, составлять и
поддерживать бюджет.
2. Любовные аддикции и аддикции
избегания
Существуют три вида аддикций
отношений — любовные, сексуальные и избегания, которые соприкасаются друг с
другом. У них общие предпосылки возникновения: проблемы с самооценкой,
неспособность любить себя, трудности в установлении функциональных границ между
собой и другими. Поскольку такие лица не могут установить границы своего Я, то
у них отсутствует способность к реальной оценке окружающих. Для этих людей
существуют проблемы контроля — они позволяют контролировать себя или пытаются
контролировать других. Характерны навязчивость в поведении, в эмоциях,
тревожность, неуверенность в себе, импульсивность действий и поступков,
проблемы с духовностью, трудность в выражении интимных чувств (Короленко Ц. П.,
Дмитриева Н. В., 2000).
Любовная
аддикция — это аддикция
отношений с фиксацией на другом человеке. Такие отношения, как правило,
возникают между двумя аддиктами; они получили название соаддиктивных, или созависимых.
Наиболее характерные соаддиктивные отношения развиваются у любовного аддикта с
аддиктом избегания. При таких отношениях на первый план выступает интенсивность
эмоций и их экстремальность, как в положительном, так и в отрицательном
отношении. В принципе, созависимые отношения могут возникнуть между родителем и
ребенком, мужем и женой, друзьями, профессионалом и клиентом и т. д.
Идея о том, что любовные отношения
также могут носить аддиктивный характер, была высказана четверть века назад
(Simon, 1982). Как отмечает Т. Тимрек (Timmreck, 1990), термин «любовная
аддикция» может быть применим к лицам, которые навязчиво добиваются
восстановления прежнего, доставляющего удовольствия уровня отношений с бывшим
объектом любви. Дисфункциональные эмоциональные состояния, такие как недоверие,
чувства отклонения, потеря себя, укоренившийся гнев, чувства неудачи, потери и
масса других отрицательных эмоций и саморазрушающих моделей поведения,
возникают в эмоционально раненом любовном аддикте.
Признаки любовных аддикций,
описанные Ц. П. Короленко и Н. В. Дмитриевой (2000), заключаются в следующем:
1. Непропорционально много времени и
внимания уделяется человеку, на которого направлена аддикция. Мысли о «любимом»
доминируют в сознании, становясь сверхценной идеей. Процесс носит в себе черты
навязчивости, сочетаясь с насильственностью, от которой чрезвычайно трудно
освободиться.
2. Аддикт находится во власти
переживания нереальных ожиданий в отношении другого человека, находящегося в
системе этих отношений, без критики к своему состоянию.
3. Любовный аддикт забывает о себе,
перестает заботиться о себе и думать о своих потребностях вне аддиктивных
отношений. Это распространяется и на отношение к родным и близким. У аддикта
имеются серьезные эмоциональные проблемы, в центре которых стоит страх, который
он старается подавить. Страх часто находится на уровне подсознания. Страх,
который присутствует на уровне сознания, — это страх быть покинутым. Своим
поведением аддикт стремится избежать покинутости. Но на подсознательном уровне
представлен страх интимности. Из-за этого аддикт не в состоянии перенести
«здоровую» близость. Он боится оказаться в ситуации, где придется быть самим
собой. Это приводит к тому, что подсознание ведет аддикта в ловушку, в которой
он подсознательно выбирает себе партнера, который не может быть интимным.
По-видимому, это связано с тем, что в детстве аддикт потерпел неудачу, пережил
психическую травму при проявлении интимности к родителям.
Признаки аддикции избегания:
1. Уход от интенсивности в отношениях
со значимым для себя человеком (любовным аддиктом). Аддикт избегания проводит
время в другой компании, на работе, в общении с другими людьми. Он стремится
придать отношениям с любовным аддиктом «тлеющий» характер. Налицо
амбивалентность отношений с любовным аддиктом — они важны, но он их избегает,
не раскрывает себя в этих отношениях.
2. Стремление к избеганию интимного
контакта с использованием техник психологического дистанцирования. На уровне
сознания у аддикта избегания находится страх интимности. Аддикт избегания
боится, что при вступлении в интимные отношения он потеряет свободу, окажется
под контролем. На подсознательном уровне — это страх покинутости. Он приводит к
желанию восстановить отношения, но держать их на дистатнтном уровне.
Процесс аддикции позволяет выделить
в нем несколько этапов:
1. Период, при котором интенсивные
эмоциональные переживания будут иметь положительный знак. Этап знакомства
аддиктов: аддикт избегания производит впечатление на любовного аддикта.
2. Развитие фантазирования. Происходит
связь ранее имевшихся фантазий с реальным объектом, что несет радость и чувство
освобождения от неприятных ощущений жизни как неинтересной и серой. Любовный
аддикт на пике фантазирования проявляет все большую требовательность к
партнеру, что способствует уходу аддикта избегания от этих отношений.
3. Развитие осознания того, что в
отношениях не все в порядке. На каком-то этапе любовному аддикту приходится
признать, что его покидают. Появляются явления отнятия, для которых характерны
депрессия, дистимия и безразличие. Начинается анализ произошедшего с целью
вернуть все назад. Отношения разрушаются, но в будущем могут быть восстановлены
либо с прежним, либо с другим партнером.
В отношениях аддиктов отсутствуют
здоровые разграничения, без которых невозможны интимность между партнерами,
признание права на собственную жизнь. Это приводит к тому, что они обвиняют друг
друга в нечестности, используют сарказм, преувеличения и оскорбления.
Вместе с тем любовный аддикт и
аддикт избегания тянутся друг к другу вследствие «знакомых» психологических
черт. Несмотря на то что черты, привлекающие у другого, могут быть неприятными,
вызывать эмоциональную боль, они привычны с детства и напоминают ситуацию
переживаний детства. Возникает влечение к знакомому. Оба вида аддиктов обычно
не увлекаются неаддиктами. Они кажутся им скучными, непривлекательными; они не
знают, как себя с ними вести.
Существуют факторы, способствующие
влечению любовных аддиктов к аддиктам избегания:
— привлекательность того, что
знакомо;
— привлекательность ситуации,
содержащей в себе надежду на то, что «раны детства» могут быть излечены на
новом уровне;
— привлекательность возможности
реализации фантазий, созданных в детстве.
3. Сексуальные аддикции
Сексуальные аддикции относятся к
скрытым, замаскированным аддикциям. Это связано с социальными табу на
обсуждение данной тематики. Чем более закрыта, табуирована эта тематика, тем
меньше выявляется аддикций. Таким образом, сексуальные аддикции всегда должны
рассматриваться в транскультуральном плане. П. Карнес (Carnes, 1991) сообщает,
что сексуальной аддикции подвержены от 3 до 6% населения США. В более позднем
исследовании приводится цифра в 20 миллионов человек (Coleman-Kennedy, Pendley,
2002).
Ц. П. Короленко и Н. В. Дмитриева
(2000) подразделяют сексуальные аддикции на ранние, которые начинают формироваться очень в юном возрасте на
фоне общего аддиктивного процесса, и поздние,
пришедшие на смену другой формы аддиктивного поведения.
Признаками сексуальной аддикции
являются (Goodman, 1997):
1. повторяющаяся потеря контроля над
своим сексуальным поведением;
2. продолжение такого сексуального
поведения, несмотря на вредные последствия.
Теоретическая модель сексуальной
аддикции, предложенная А. Гудманом (Goodman, 1997), включает в себя три
компонента:
— нарушение регуляции аффекта;
— нарушение тормозного контроля за
сексуальным поведением;
— нарушение функционирования
мотивационной системы награды.
В генезе сексуальных аддикций
большое значение имеет ранняя сексуальная травматизация в детстве: от прямого
инцеста до закладки у ребенка убеждений, что он представляет интерес только как
сексуальный объект. В такой ситуации формируется комплекс неполноценности,
изоляция, недоверие к окружающим и зависимость от них, чувство угрозы извне и
сверхценное отношение к сексу (Schwartz, 1992).
Большое значение имеет формирование
системы верований и убеждений. Согласно этой системе любой аддикт относится к
себе изначально плохо. Он не верит, что окружающие могут хорошо к нему
относиться. У него появляется убежденность, что секс — это единственная сфера,
в которой он может проявить свою самостоятельность. Секс — единственное средство,
которое может сделать изоляцию аддикта переносимой.
Как показали исследования, у
сексуальных аддиктов выше уровень тревоги, депрессии, обсессивно-компульсиных
проявлений, а также интерперсональной сенситивности, по сравнению с контрольной
группой (Raviv, 1993). У сексуальных аддиктов встречается достаточно высокая
коморбидность с другими психическими расстройствами, такими как злоупотребление
ПАВ, тревожные и аффективные расстройства (Black et al., 1997). Л. К. Шайдукова
(1993) описала частое сочетание сексуальной аддикции с ранним алкоголизмом у
женщин, где мотивом и алкоголизации, и промискуитета был поиск новых ощущений.
Мотив поиска «острых ощущений» как ведущий при сочетании сексуальной и
алкогольной аддикции приводится и в работе индийских исследователей (Chandra et
al., 2003).
Сексуальная аддикция часто
сосуществует с различными формами наркоманий и может являться причиной, часто
неустанавливаемой, рецидива химической зависимости. А. Уоштон (Washton, 1989)
обнаружил, что 70% кокаиновых наркоманов, походивших амбулаторное лечение,
одновременно являлись и сексуальными аддиктами. Автор показал наличие
«реципрокного рецидива», когда компульсивное влечение к сексу провоцировало
прием кокаина, и наоборот. В недавнем исследовании (Rawson, Washton, 1998) было
показано, что 3/4 мужчин с амфетаминовой наркоманией и больше половины
мужчин-кокаинистов отмечают, что под действием наркотиков их сексуальная
активность становится «извращенной» или «ненормальной», а их сексуальные
фантазии являются своеобразным триггером для употребления наркотиков. Сравнивая
компульсивную сексуальную активность при приеме различных ПАВ, Роусон с
коллегами (Rawson et al., 2002) обнаружили, что стимуляторы и алкоголь в
большей степени, чем опиаты, способствуют проявлениям сексуальной аддикции.
Причем кокаин обусловливает неконтролируемое сексуальное поведение
преимущественно у мужчин, а амфетамины — у женщин.
В своем обзоре Дж. Шнайдер и Р.
Айронс (Schneider, Irons, 2001) приводят данные различных исследований о
сосуществовании сексуальной аддикции с другими химическими и нехимическими
аддикциями (Таблица 1).
Таблица 1.
Сосуществование
сексуальной аддикции с другими видами зависимостей (Schneider, Irons, 2001)
|
Виды аддикций: |
Carnes, (1991a) |
Schneider, (1996b) |
Schneider, (1998) |
|
Химические зависимости |
42% |
39% |
45% |
|
Пищевые аддикции |
38% |
32% |
19% |
|
Аддикция к покупкам (тратам) |
26% |
13% |
9% |
|
Гемблинг |
5% |
4% |
5% |
|
Без других аддикций |
17% |
17% |
34% |
Традиционная точка зрения, согласно
которой депрессия всегда сопровождается снижением либидо, опровергается
современными исследованиями, проводившимися в Институте Кинси (Блумингтон,
США), которые показали, что у 15% гетеросексуалов и 25% гомосексуалов депрессия
вызывает усиление сексуального влечения (Bancroft, Vukadinovic, 2004). Авторы
показали, что сниженное настроение усиливает сексуальное влечение больше у
мужчин, чем у женщин. Кроме того, сексуальная аддикция часто проявляется или
сочетается с парафилиями (педофилией, эксгибиционизмом, вуайеризмом и
компульсивной мастурбацией). Компульсивная мастурбация в большей степени
связана с высоким уровнем тревоги, нежели с депрессией, которая больше
коррелирует с неконтролируемым сексуальным поведением по отношению к партнеру.
Сексуальные аддикты часто отрицают
наличие у себя каких-либо проблем. Они используют механизм проекции, осуждая
других и стараясь преуменьшить то, что может их дискредитировать. Другим часто
встречающимся механизмом защиты является рационализация: «Если я не буду
заниматься сексом, то не вынесу напряжения, которое во мне накапливается» или
«Это мое дело, это никому не вредит, это мой способ расслабления».
У сексуальных аддиктов при
воздержании описаны симптомы, напоминающие проявления синдрома отмены при
химических зависимостях: дисфория, тревога, трудности концентрации внимания.
Многие сексуальные аддикты отмечают также рост толерантности. При реализации
зависимости посредством виртуального секса через Интернет они начинают
проводить в сети все больше часов. При невиртуальном способе реализации у них
появляется все больше сексуальных партнеров; контакты становятся все более
эксцентричными и рискованными (Schneider, Irons, 2001). Для диагностики
сексуальной аддикции может оказать полезным тест, разработанный П. Карнесом
(Carnes, 1989).
Периодически сексуальные аддикты
дают себе зарок измениться, приурочивают начало зарока к какому-то конкретному
дню, искренне веря, что они это сделают. Тем не менее, «помимо воли» происходит
срыв (Bancroft, Vukadinovic, 2004). Сексуальное влечение приобретает
компульсивный характер (Souza y Machorro M., 2002). В связи с компульсивным
характером влечения и потребностью вступать в интимные отношения со
значительным числом партнеров, сексуальные аддикты имеют намного больше шансов
заразиться ВИЧ, поскольку пренебрегают безопасным сексом (Schneider, Irons,
2001.
Ц. П. Короленко и Н. В. Дмитриева
(2000) описали фазы формирования сексуальной аддикции:
1.
Сверхзанятость мыслями на сексуальную тематику,
носящая обсессивный характер. Секс становится любимой темой размышлений. Фантазирование на сексуальные
темы меняет восприятие многих вещей. В окружающих видятся лишь сексуальные
объекты. Другие занятия рассматриваются как необходимые, но неприятные.
2.
Фаза ритуализации поведения с разработкой схем, приводящих к
сексуальному поведению. Аддикция начинает включать сексуальные реализации и
становится повседневным ритуалом, для которого резервируется специальное время.
Окружающие, как правило, этого не замечают, так как аддикт стремится к
сохранению имиджа нормальности, демонстрируя свое ложное Я.
3.
Фаза компульсивного сексуального поведения с явлениями потери контроля,
свойственной для других аддикций. На этой фазе аддикт рискует раскрыть себя или
нанести себе психологическое и физическое повреждение. Контроль над различными
видами сексуальной активности теряется. После реализации компульсивного
характера появляются нереализуемые обещания остановиться. Комплекс
неполноценности усиливается.
4. Фаза
катастрофы или отчаяния наступает после неприятностей, обусловленных определенными событиями
(наказанием, заболеванием и т. д.). Нарастают отрицательные чувства к себе,
могут появиться мысли о самоубийстве.
После некоторого периода затишья
наступает повторение цикла, который разворачивается сразу с фазы компульсивного
сексуального поведения.
В семье аддикция длительно
скрывается. Отношения постепенно формализуются. Аддикт ведет двойную жизнь, он
перестает интересоваться другими вещами, не заботится о своем здоровье, ему
становится трудно преодолевать житейские трудности. Более важным для него
представляется все время навязчиво доказывать свою состоятельность в
сексуальном плане. Неуспех сексуального характера очень травматичен и может
вызвать аутодеструктивные и агрессивные действия. Поражения могут сочетаться со
злоупотреблением алкоголя и других ПАВ, призванным избавиться от неприятных
чувств. С другой стороны, прием алкоголя может использоваться как запуск
сексуальной реализации.
Основной формой помощи сексуальным аддиктам
является психотерапия в рамках посещения групп Анонимных Сексоголиков и
Анонимных Сексуальных Аддиктов, работающих на тех же принципах, что и Анонимные
Алкоголики, то есть по программе 12 шагов. Имеются также отдельные программы
для одновременно сексуальных и любовных аддиктов, для созависимых родственников
сексуальных аддиктов и т. д. (Schneider, Irons, 2001). Имеются данные, что,
помимо психотерапии, проявления сексуальной аддикции сглаживаются при терапии
антидепрессантами, ингибиторами обратного захвата серотинина (Fedoroff, 1993;
Kafka, 2000).
4. Работоголизм
Термин «работоголизм» был предложен
в начале 70-х годов ХХ века Оутсом — священником и профессором психологии
религии. Еще первые работы, посвященные работоголизму, выявили его сходство с
другими видами химической зависимости (Mentzel, 1979). Как и всякая аддикция,
работоголизм является бегством от реальности посредством изменения своего
психического состояния, которое в данном случае достигается фиксацией на
работе. Причем работа не представляет собой того, что она выполняет в обычных
условиях: работоголик не стремится к работе в связи с экономической
необходимостью, работа не является и одной из составных частей его жизни — она
заменяет собой привязанность, любовь, развлечения, другие виды активности
(Короленко Ц. П., 1993).
Одной из важных особенностей
работоголизма является компульсивное стремление к постоянному успеху и
одобрению со стороны окружающих. Аддикт испытывает страх потерпеть неудачу,
«потерять лицо», быть обвиненным в некомпетентности, лени, оказаться хуже
других в глазах начальства. С этим связано доминирование в психологическом
состоянии чувства тревоги, которое не покидает работоголика ни во время работы,
ни в минуты непродолжительного отдыха, который не бывает полноценным из-за
постоянной фиксации мыслей на работе. Работоголик настолько фиксирован на
работе, что постоянно отчуждается от семьи, друзей, все более замыкаясь в
системе собственных переживаний.
Г. Портер (Porter, 1996) выделяет
такие свойства работоголика, характерные для любого аддикта, как ригидное
мышление, уход от действительности, прогрессирующая вовлеченность и отсутствие
критики.
Работоголизм, как и любая аддикция,
сопровождается характерными личностными изменениями, которые затрагивают,
прежде всего, эмоционально-волевую сферу. Развитие процесса сочетается с
прогредиентным нарастанием эмоциональной опустошенности, нарушается способность
к эмпатии. Межличностные отношения затрудняются, воспринимаются как тягостные,
требующие большой энергетической затраты. Работоголик уже на подсознательном
уровне стремится избегать ситуаций, в которых требуется активное участие,
уклоняется от обсуждения важных семейных проблем, не участвует в воспитании
детей, которые не получают от него обратного эмоционального тепла. Он предпочитает
общаться с неодушевленными предметами (реже с животными), чем с людьми, так как
это не требует решения насущных межличностных проблем.
Вместе с тем аддикт убеждает себя и
окружающих в том, что он работает ради денег или другой абстрактной цели. Такая
защита принимается обществом. Человек не понимает, что такой способ «траты»
себя является тупиковым, не реализует потенциальные возможности. Вне работы
(болезнь, увольнение и т. д.) работогольная аддикция легко сменяется другой,
чаще химической аддикцией.
Работоголизм связан с аддиктивными
свойствами организаций, в которых работают работоголики. Такая организация
представляет собой закрытую систему, ограничивающую способность к
самостоятельному мышлению и восприятию многих явлений, выходящих за рамки
концепции этой системы. В советские времена это выражалось сверхценным
отношением к количественным показателям работы, в бесконечных выполнениях и
перевыполнениях плана, «встречных планах», в фиксации внимания на формальной
стороне работы — разного вида отчетов, рапортов, показателей, иными словами,
стремлением произвести благоприятное внешнее впечатление. Аддиктивной системе
присущи признаки отдельного человека-аддикта (Короленко Ц. П., Дмитриева Н. В.,
2000).
Развитию работоголизма способствует
также система мелочного контроля, постоянных проверок эффективности, качества и
т. д. Такого рода подходы основаны на недоверии к человеку, неуважении его
личности и способствуют формированию работогольного мышления со сниженными
возможностями истинной самореализации.
Работоголик оказывает влияние на
других членов семьи, не получающих от него эмоциональной поддержки. Члены семьи
либо видят в нем пример, либо не принимают и идут по пути более деструктивных
аддикций. Дети работоголиков часто злоупотребляют ПАВ.
Между тем следует учитывать, что
работоголизм может явиться «спасительной» аддикцией для бывших наркоманов и
алкоголиков на этапе реабилитации (Егоров А. Ю., 2004; Hatcher, 1989).
5. Интернет-зависимости
Последние два десятилетия
ознаменовались повсеместным распространением Интернета как в профессиональной,
так и обыденной жизни десятков миллионов людей. Через Интернет делаются
покупки, происходит общение, берется информация о всех аспектах жизни,
реализуются сексуальные и игровые пристрастия и многое другое. Как справедливо
замечают израильские психологи Y. Amichai-Hamburger и E. Ben-Artzi (2003),
«кажется, нет такого аспекта в жизни, который не затронул бы Интернет».
В связи с возрастающей
компьютеризацией и «интернетизацией» российского общества стала актуальной
проблема патологического использования Интернет, за рубежом возникшая еще в
конце 1980-х. Речь идет о так называемой «интернет-зависимости» (синонимы:
интернет-аддикция, нетаголизм, виртуальная аддикция, интернет поведенческая
зависимость, избыточное/патологическое применение интернета). Для обозначения
новых форм нехимических (поведенческих) аддикций, связанных с высокими
технологиями, М. Гриффитс (Griffiths, 1995) предложил термин «технологические
зависимости», которые разделил на пассивные (например, зависимость от
телевизора) и активные (интернет-игры).
Первыми с интернет-зависимостью
столкнулись врачи-психотерапевты, а также компании, использующие в своей
деятельности Интернет и несущие убытки в случае, если у сотрудников появляется
патологическое влечение к пребыванию в сети он-лайн. Родоначальниками
психологического изучения феноменов зависимости от Интернета могут считаться
два американца: клинический психолог К. Янг и психиатр И. Гольдберг. В 1994
году К. Янг (Young, 2000) разработала и поместила на веб-сайте специальный
опросник. В результате были получены почти 500 заполненных анкет, из которых
около 400 были отправлены, согласно выбранному ею критерию, аддиктами. В
середине 90-х гг. прошлого века для обозначения этого явления I. Goldberg (1996)
предложил термин “Интернет-аддикция” (современные синонимы: нетаголизм,
виртуальная аддикция, Интернет-поведенческая зависимость,
избыточное/патологическое использование интернета и др.), а также набор
диагностических критериев для определения зависимости от Интернета, построенный
на основе признаков патологического пристрастия к азартным играм (гемблинга)
(см. выше).
М. Орзак (Orzack, 1998) выделила
следующие психологические и физические симптомы, характерные для
интернет-зависимости:
Психологические симптомы:
— Хорошее самочувствие или эйфория
за компьютером.
— Невозможность остановиться.
— Увеличение количества времени,
проводимого за компьютером.
— Пренебрежение семьей и друзьями.
— Ощущения пустоты, депрессии,
раздражения не за компьютером.
— Ложь работодателям или членам
семьи о своей деятельности.
— Проблемы с работой или учебой.
Физические симптомы:
— Синдром карпального канала
(туннельное поражение нервных стволов руки, связанное с длительным
перенапряжением мышц).
— Сухость в глазах.
— Головные боли по типу мигрени.
— Боли в спине.
— Нерегулярное питание, пропуск
приемов пищи.
— Пренебрежение личной гигиеной.
— Расстройства сна, изменение режима
сна.
Согласно исследованиям К. Янг
(Young, 1998), опасными сигналами (предвестниками интернет-зависимости)
являются:
— Навязчивое стремление постоянно
проверять электронную почту.
— Предвкушение следующего сеанса
он-лайн.
— Увеличение времени, проводимого
он-лайн.
— Увеличение количества денег,
расходуемых на интернет.
Признаками наступившей
интернет-аддикции согласно К. Янг (2000) являются следующие критериии:
— всепоглощенность Интернетом;
— потребность проводить в сети все
больше и больше времени;
— повторные попытки уменьшить
использование Интернета;
— при прекращении пользования Интернетом
возникают симптомы отмены, причиняющие беспокойство;
— проблемы контроля времени;
— проблемы с окружением (семья,
школа, работа, друзья);
— ложь по поводу времени,
проведенном в сети;
— изменение настроения посредством
использования Интернета.
Распространенность этого
расстройства составляет от 1 до 5% населения (Griffits, 2000; Young, 1998),
причем более подвержены ему гуманитарии и люди, не имеющие высшего образования,
нежели специалисты по компьютерным сетям. По данным корейских исследователей,
среди старших школьников возможная Интернет-аддикция регистрируется у 38% (Kim
et al., 2005). Как показывают данные мониторинга аудитории пользователей
Интернета (www.monitoring.ru) в России с 1992 по 2004 гг. удельный вес
подростков увеличился с 2% до 25%, т.е. подростки становятся все более
активными пользователями сети, в связи с чем и увеличиваются случаи
Интернет-аддикции среди молодежи.
К. Янг (Young, 1998)
охарактеризовала пять основных типов интернет-зависимости:
1. Обсессивное пристрастие к работе с
компьютером (играм, программированию или другим видам деятельности).
2. Компульсивная навигация по WWW,
поиск в удаленных базах данных.
3. Патологическая привязанность к
опосредованным Интернетом азартным играм, он-лайновым аукционам или электронным
покупкам.
4. Зависимость от социальных применений
Интернета, то есть от общения в чатах, групповых играх и телеконференциях, что
может в итоге привести к замене имеющихся в реальной жизни семьи и друзей
виртуальными.
5. Зависимость от «киберсекса», то есть
от порнографических сайтов в Интернете, обсуждения сексуальной тематики в чатах
или закрытых группах «для взрослых».
В пилотажном исследовании,
проведенном К. Янг и Р. Роджерс (Young, Rodgers, 1998), 259 человек, из них 130
мужчин (средний возраст 31 год) и 129 женщин (средний возраст 33 года),
заполнили в он-лайновом режиме 16-факторный личностный опросник (16PF) Р.
Кеттела и составленный Янг опросник интернет-зависимости. В соответствии с
полученными данными аддикты характеризовались как обладающие высоким уровнем
абстрактного мышления и уверенные в себе индивидуалисты, чувствительные и
эмоционально реагирующие на других людей, настороженные и не проявляющие
конформного поведения. Как утверждают исследователи, будучи индивидуалистами,
аддикты легко адаптируются к длительным периодам относительной изоляции и
способны довольствоваться лишь опосредствованными контактами с другими людьми;
некоторые из них склонны гипертрофированно (резко негативно или, наоборот, с
пылким одобрением) реагировать на слова удаленных собеседников — с таким
накалом эмоций, который не поощряется или табуируется в более традиционных
формах общения («лицом к лицу»).
М. Шоттон (Shotton, 1989)
разработала типологию зависимости от компьютера, включив туда три разновидности
такой зависимости. Во-первых, это «сетевики»
(networkers): они оптимистичны, в наибольшей степени — сравнительно с другими
типами зависимости — социально активны и позитивно настроены к другим людям,
имеют друзей, в том числе противоположного пола, поддерживают нормальные отношения
с родителями. Компьютер для них — нечто вроде хобби: они могут интересоваться
поиском в удаленных базах данных или, к примеру, играть в ролевые групповые
игры типа MUD, однако при этом они меньше, чем другие выделенные типы зависимых
от компьютеров людей, самостоятельно программируют, в меньшей степени
интересуются приложениями, в частности, компьютерной графикой, или аппаратным
обеспечением.
Во-вторых, это «рабочие» (workers) — самая
малочисленная группа. Они владеют наиболее современными и дорогими
компьютерами. Процесс программирования у них четко спланирован, программы
пишутся ими для достижения нужного результата. Как правило, представители этой
группы прекрасно учились или учатся, причем их не удовлетворяет стандартная
программа обучения, и они посещают дополнительные учебные курсы. Для них
характерна весьма строгая «рабочая этика»: например, неприемлем всякий род
«компьютерного пиратства».
В-третьих, это «исследователи» (explorers) — самая
многочисленная группа. Для них программирование сродни интеллектуальному вызову
и одновременно развлечению. Они пишут сверхсложные программы, зачастую даже не
доводя их до конца и принимаясь за новые, более сложные. Представители этой
группы с удовольствием занимаются отладкой программ; компьютерное пиратство и
хакерство они приемлют, полагая их «честной игрой» против других программистов
(разработчиков программ) и/или администраторов вычислительных систем. С
формальной стороны, уровень образования у них ниже, чем, скажем, у «рабочих», —
при этом они не только не отстают от имеющих более весомые дипломы коллег, но и
зачастую превосходят их объемом знаний. Амбиций также немного: ни высокие
должности, ни большие оклады не играют для них главенствующей роли. Таким
образом, к социальным критериям жизненного преуспевания они довольно
равнодушны. Для «исследователей» компьютер — своего рода партнер и друг, он
одушевлен, с ним проще взаимодействовать, нежели с людьми.
Среди Интернет-зависимых отмечается
более высокий уровень аффективных с преобладанием депрессии и обсессивно-компульсивных
расстройств (Kraut et al., 1998; Shapira et al., 2000), а также маскированной
депрессии в рамках малопрогредиентной шизофрении (Джолдыгулов и др., 2005).
Корейские исследователи обнаружили у старших школьников с Интернет-аддикцией более
частую депрессию с повышенным риском суицида (Kim et al., 2005). Изучая
личностные особенности с помощью опросника Айзенка у Интернет-зависимых, Y.
Hamburger и E. Ben-Artzi (2000) обнаружили, что интроверты и эктраверты
используют разные ресурсы Интернета, при этом у мужчин экстраверсия
положительно коррелирует с использованием Интернета «для развлечения», а
нейротизм отрицательно связан с использованием информационных сайтов. У женщин
экстраверсия негативно коррелировала, а нейротизм – положительно с использованием
информационных ресурсов Интернета. Позже те же авторы установили, что для
Интернет-аддиктов, преимущесвенно женского пола, характерно ощущение
одиночества, которое они стараются снизить проводя время за общением в чатах
(Amichai-Hamburger, Ben-Artzi; 2003). Американский исследователь S. Caplan
(2002) выделяет следующие особенности личности Интернет-зависимых лиц:
депрессия, одиночество, скромность и самолюбие. Обобщив результаты разных
исследований, Н.В. Чудова (2002) приводит следующий список черт
Интернет-аддикта: сложности в принятии своего физического «Я» (своего тела);
сложности в непосредственном общении (замкнутость); склонность к
интеллектуализации; чувство одиночества и недостатка взаимопонимания (возможно,
связанное со сложностями в общении с противоположным полом); низкая
агрессивность; эмоциональная напряженность и некоторая склонность к
негативизму; наличие хотя бы одной фрустрированной потребности; независимость
выступает как особая ценность; представления об идеальном «Я» недифференцированы,
завышены или даже нереалистичны; самооценка занижена; склонность к избеганию
проблем и ответственности.
У интернет-зависимых людей
проявляются скрытые формы других аддикций: сексуальная аддикция переходит
«киберсекс»; коммуникативные зависимости, такие как псевдология, крусодерство
(Менделевич В. Д., 2003), проявляются в «кибернет-отношениях»; пристрастия к
азартным играм находит выход в своеобразном интернет-гемблинге. Д. Гринфилд
(Greenfield, 1999) подчеркивает, что зависимости от интернета очень часто (в
20% случаев, по его данным) сопутствует сексуальная аддикция. Экран монитора,
пишет он, действует гипнотически и вводит пользователей в трансоподобные
состояния, отчего, скажем, любовные послания приобретают особую эффективность:
побочным эффектом является фиксация зависимости от интернета.
М.Griffiths (1998) выдвинул
гипотезу, что Интернет-аддикция может формироваться на базе различных форм
использования Интернета: возможного средства коммуникации при отсутствии
контакта лицом к лицу, интереса к непосредственному содержанию сайта (напр.,
порносайты), онлайновой социальной активности (напр., общение в чатах или игры
с участием нескольких человек). Полемизируя с К. Янг, М. Griffiths (1999)
утверждает, что многие интенсивные пользователи Интернета не являются
собственно Интернет-аддиктами, а используют сеть для реализации других
аддикций. В отличие от М. Гриффитса, J. Kandell (1998) определил
Интернет-аддикцию как патологическую зависимость от Интернета вне связи с
формой активности в сети.
Расширяя дефиниции Интернет-аддикции
К. Янг, R. Davis (2001) предложил когнитивно-поведенческую модель
патологического использования Интернета. Он выделил две формы
Интернет-аддикции, которые обозначил как специфическое патологическое
использование Интернета (Specific Pathological Internet Use) и генерализованное
патологическое использование Интернета (Generalized Pathological Internet Use).
Первая форма представляет собой зависимость от какой-либо специфической функции
Интернета (онлайновые сексуальные службы, онлайновые аукционы, онлайновая
продажа акций, онлайновый гемблинг). Тематика аддикции сохраняется, а также
может быть реализована и вне Интернета. Вторая форма представляет собой
неспециализированное, многоцелевое избыточное пользование Интернетом и включает
проведение большого количества времени в сети без ясной цели, общение в чатах,
зависимость от электронной почты, т.е. в значительной степени связана с
социальными аспектами Интернета.
На наш взгляд, феномен
интернет-аддикции представляет собой сборную групп разных поведенческих
зависимостей (работогольную, общения, сексуальную, любовную, игровую и т. д.),
где компьютер является лишь средством их реализации, а не объектом.
Следует выделить еще один важный
аспект, связанный с интернет-аддикцией и влияющий на становление иных форм
девиантного поведения. Это серьезные опасности, с которыми дети и подростки
могут встретиться, непосредственно находясь в режиме он-лайн:
— эксплуатация доверия к детям: их
могут соблазнить на совершение непристойных действий;
— доступ к порнографии: дети могут
наткнуться на порнографию ввиду ее широкого распространения в сети. Программное
обеспечение, ограничивающее доступ детей в такие сайты, не всегда срабатывает,
а часто вообще отсутствует: его может не быть в школе, в библиотеке;
— неподходящие контент-сайты с
деструктивным содержанием, например, с инструкциями по изготовлению бомбы или
наркотических веществ. Родителям следует интересоваться сайтами, которые
посещают дети, и быть внимательными к любым изменениям поведения ребенка;
— увлечение играми типа DOOM, QUAKE,
сетевыми играми с насилием, повышает агрессивность детей. Родителям надо знать,
в какие игры играет ребенок, быть готовыми предложить конструктивную
альтернативу.
Совершенно очевидно, что с ростом
компьютеризации в странах СНГ будет увеличиваться число и интернет-аддиктов,
особенно среди молодой части населения.
6. Спортивная аддикция (аддикция
упражнений)
В современной науке о спорте принято
различать спорт для здоровья (то, что раньше называлось физической культурой) и
спорт высших достижений (профессиональный). Кроме того, выделяют и так
называемые экстремальные виды спорта, которые в наши дни завоевывают все
большую популярность. Именно спорт высших достижений и экстремальный спорт
несут в себе наибольший аддиктивный потенциал.
В последние десятилетия в западной
литературе появляются публикации, посвященные аддикции упражнений. Аддикция упражнений впервые была упомянута
П. Бэкеланд (Baekeland, 1970), когда он исследовал эффект депривации физической
нагрузки на паттерны сна. В дальнейшем концепция аддикции упражнений была
популяризирована и разрабатывалась М. Сакс и Д. Паргман (Sachs, Pargman, 1984),
которые предложили термин «аддикция бега» (running addiction). Авторы описали
своеобразный синдром отмены, который развивается при депривации бега: тревога,
напряжение, раздражительность, мышечные подергивания и т. д. В обзоре,
посвященном аддикции упражнений, М. Мерфи (Murphy, 1994) указывает на три
психофизиологических объяснения возникновения аддикции упражнений:
термогеническая гипотеза, катехоламиновая гипотеза и эндорфиновая гипотеза.
Термогеническая гипотеза предполагает, что упражнения увеличивают температуру
тела, что снижает тонус мышц и снижает соматическую тревогу. Катехоламиновая и
эндорфиновая гипотезы находятся в русле современных воззрений на
нейрофизиологическую и нейрофармакологическую природу возникновения всех
химических зависимостей.
Помимо бега, в современной
литературе имеются описания клинических случаев возникновения спортивной
аддикции при занятиях разными видами спорта (Murphy, 1994; Griffiths, 1997),
включая то, что мы называет спортом для здоровья (Kjelsas et al., 2003). В
работе Е. Кьелсас с сотр. (Kjelsas, Augestad, Flanders, 2003) в результате
использования специального опросника на аддикцию упражнений было показано, что
у женщин существует прямая зависимость между количеством часов в неделю,
уделяемых спорту, и риском развития зависимости.
Что касается занятий экстремальными
видами спорта, то следует признать, что это возможный путь создания социально
приемлемой формы зависимости при проведении профилактической и реабилитационной
работы у детей и подростков с аддиктивным поведением (Егоров А. Ю. и др.,
2001). Вместе с тем следует помнить, что спортивная аддикция, как и любая
другая зависимость, легко может менять форму и переходить в другую, в том числе
и химическую. Именно с этим связан высокий процент алкоголизма и наркомании
среди бывших спортсменов. Поэтому экстремальный спорт может быть признан
альтернативой химической зависимости, но альтернативой, таящей в себе
определенную опасность.
7. Аддикция к трате денег (покупкам)
Хотя неконтролируемое влечение совершать
покупки упоминалось еще в работах Э. Крепелина и Е. Блейера, на современном
этапе научный интерес к этой проблеме возник относительно недавно. Фабер и
О’Гуин (Faber, O'Guinn, 1992) предложили шкалу из семи пунктов для выявления
данной аддикции. Аддикция к трате денег была описана и типизирована также в
соответствии с диагностическими критериями DSM-III-R для
обсессивно-компульсивного и аддиктивного расстройств в 1990-х годах (McElroy et
al., 1994, 1995). Авторы предложили четыре ее критерия, причем для диагностики
достаточно наличие одного из них:
Часто возникает озабоченность
покупками или внезапные порывы что-либо купить, ощущаемые как непреодолимые,
навязчивые и/или бессмысленные.
— Регулярно совершаются покупки не
по средствам, часто покупаются ненужные вещи, или хождение по магазинам
занимает значительно больше времени, чем изначально планировалось.
— Озабоченность покупками, внезапные
порывы купить или связанные с этим особенности поведения сопровождаются ярко
выраженным дистрессом, неадекватной тратой времени, становятся серьезной
помехой как в повседневной жизни, так и в профессиональной сфере, или влекут за
собой финансовые проблемы (напр., долги или банкротство).
— Чрезмерное увлечение покупками или
хождением по магазинам необязательно проявляется в периоды гипомании или мании.
Аддикция к трате денег проявляется
повторным, непреодолимыми желанием совершать множество покупок. В промежутках
между покупками нарастает напряжение, которое может быть ослаблено очередной
покупкой, после чего обычно возникает чувство вины. В целом, характерен широкий
спектр негативных эмоций, свойственных аддиктам, положительные эмоции вплоть до
эйфории возникают только в процессе совершения покупки (Miltenberger et al.,
2003). У этой категории аддиктов растут долги, возникают проблемы во
взаимоотношениях с семьей, могут быть проблемы с законом. Иногда аддикция
реализуется через интренет-покупки, которые совершаются не в супермаркетах, а в
виртуальных магазинах.
Фабер и О’Гуин (Faber, O'Guinn,
1992; цит. по: Lejoyeux et al., 2002) сообщают, что этим видом аддикции
страдают 1,1% населения, средний возраст которых составляет 39 лет. Аддикция к
трате денег начинается обычно в возрасте 30 лет, ею страдают преимущественно
женщины (92% из всех аддиктов). Милтенбергер с коллегами (2003) сообщают, что
аддикция к покупкам начинается в более молодом возрасте — средний возраст
обследованных ими женщин составил 17,5 лет. Блэк (Black, 1996) приводит данные,
что эта аддикция встречается у 2–8% в общей популяции, из которых женщины
составляют 80–95%.
Аддикция к трате денег часто
сочетается с аффективными расстройствами (50%), химической зависимостью
(45,8%), в том числе алкоголизмом (20%) и пищевыми аддикциями (20,8%).
Высказывается предположение, что аддикция к трате денег может быть включена в
семейный и, возможно, генетический «клинический спектр» расстройств, куда
относятся аддиктивные и аффективные расстройства (Lejoyeux et al., 2002).
Подтверждением могут служить данные о том, что, в свою очередь, 8% больных
депрессией сообщили об эпизодах неконтролируемой траты денег для совершения
покупок, причем все эти больные оказались женщинами (Lejoyeux et al., 1995).
8. Аддикция отношений
В чистом виде характеризуется
привычкой человека к определенному типу отношений. Аддикты отношений создают
«группу по интересам». Члены этой группы постоянно и с удовольствием
встречаются, ходят друг к другу в гости, где проводят много времени. Жизнь
между встречами сопровождается постоянными мыслями о предстоящем свидании с
друзьями.
Следует отметить, что привязанность
человека к определенной группе может перейти в аддикцию отношений.
Реабилитационные терапевтические сообщества, такие как АА (анонимные
алкоголики), АН (анонимные наркоманы), АК (анонимные кокаинисты) и др., при
всей безусловной пользе в плане воздержания от приема ПАВ делают их членов
аддиктами общения в данном сообществе. Выход из сообщества, как правило,
заканчивается рецидивом. Жизнь, в том числе даже проведение досуга, отпуска,
становится немыслимой без постоянного общения с себе подобными. Нечто похожее
мы наблюдаем и в ряде реабилитационных центров, особенно религиозной
направленности, вне которых бывшие химические зависимые практически не могут
существовать. В них можно констатировать возникновение аддикции отношений
наряду с религиозной аддикцией. Высказанные мысли ничуть не умаляют
необходимости проведения реабилитационных мероприятий с зависимыми от ПАВ. Это
еще лишь одно напоминание, что «выздоровление» от химической зависимости в
большинстве случаев сопровождается возникновением замещающей нехимической
зависимости, в лучшем случае, максимально социально приемлемой (Егоров А. Ю.,
2004).
9. Другие нехимические аддикции
Ургентная
аддикция. Проявляется в
привычке находиться в состоянии постоянной нехватки времени. Пребывание в каком-то
ином состоянии способствует развитию у человека чувства дискомфорта и отчаяния
(Короленко Ц. П., Дмитриева Н. В., 2000).
Духовный
поиск. Эта форма
нехимической аддикции была описана В. В. Постновым и В. А. Деречей (2004) на
основании наблюдений за 9 больными алкоголизмом, находившимися в ремиссии и в
процессе психотерапевтических занятий пытавшихся освоить различные духовные
практики. При этом никто из больных не связывал эти занятия с реабилитационной
программой, считая свои проблемы с алкоголизмом «уже решенными». Все больные до
алкогольного срыва успели по несколько раз поменять направление «духовных
поисков». Еще одной особенностью этих больных был неизбежный срыв ремиссии
после этапа выраженных расстройств адаптации в виде нарастания межличностных
конфликтов, нервозности, раздражительности и вспышек немотивированной агрессии,
Направления духовного поиска были
самые различные — группы личностного роста, голотропное дыхание,
телесно–ориентированная терапия, группы встреч, эзотерические и религиозные
знания.
На наш взгляд, духовный поиск
является вариантом, иногда сочетанием, религиозной аддикции и аддикции
отношений и вряд ли должен выделяться как самостоятельная форма аддиктивного
поведения. Альтернативным может быть предложение называть «духовным поиском»
все варианты аддиктивного поведения, связанного с духовным ростом и
самосовершенствованием. В этом плане он будет перекрываться с различными
формами фанатизма.
Состояние
перманентной войны. Эта форма аддиктивного поведения была описана теми же авторами (Постнов В.
В. и др., 2004) у больных алкоголизмом ветеранов боевых действий, находившихся
в состоянии ремиссии. Будучи в ремиссии, эти лица стремились к созданию опасных
ситуаций, неоправданного риска — «хотелось встряхнуться, давно не воевал». В
этих ситуациях больные нередко совершали асоциальные и криминальные действия.
Состояние перманентной войны, на наш взгляд, по своему генезу близко к
аддиктивному занятию экстремальными видами спорта и, безусловно, является
вариантом саморазрушающего поведения (см. Личко А. Е., Попов Ю. В., 1990).
10. Аддикции к еде (пищевые
аддикции)
Переедание и голодание относятся к
группе промежуточных аддикций. В литературе можно встретить расширенное
толкование пищевых аддикций, куда относят и нервную анорексию, и булимию (Короленко Ц. П., Дмитриева Н. В., 2000;
Gold et al., 1997; Reid, Burr, 2000). Более того, ряд авторов высказывают точку
зрения, что пищевые расстройства по своей сути есть исключительно женский
вариант аддикции, в то время как химическая зависимость и гемблинг — более
мужские (Orbach, 1986; Bordo, 1990). Действительно, расстройства пищевого
поведения (нервная анорексия и булимия) значительно чаще встречаются у женщин,
чем у мужчин. Однако такая точка зрения не выдерживает критики, поскольку
фактически миллионы женщин страдают от химической зависимости, а случаи пищевых
нарушений встречаются и у мужчин (Kjelsas, Augestad, Gotestam, 2003). Кроме
того, нельзя смешивать расстройства пищевого поведения и пищевые аддикции.
На наш взгляд, нервная анорексия и
булимия являются иными психопатологическими феноменами, нежели аддикция к еде.
Причина нервной анорексии это, как правило, дисморфофобические переживания,
связанные с недовольством собственной внешностью, в том числе и излишним весом.
«Недостатки» фигуры, с точки зрения больного, настолько бросаются в глаза
окружающим, что они всячески «дают понять», насколько они уродливы и
отвратительны. В рамках нервной анорексии встречается булимическая форма. Кроме
того, булимия встречается как психопатологический симптом в рамках
разнообразных психических расстройств: органических заболеваний головного
мозга, умственной отсталости, шизофрении и т. д. В основе же возникновения
пищевой аддикции, как и любой другой, лежит положительное эмоциональное
подкрепление, которое вызывается перееданием или голоданием.
Отдельно следует остановиться на так
называемой «аддикции к шоколаду»
(«chocolate addiction», «chocoholism» — в терминологии зарубежных авторов). После
известной статьи В. Ди Марцо и его коллег в журнале «Nature» (1998), где
говорилось, что шоколад и продукты из какао бобов обладают аддиктивным
действием из-за присутствия в них соединений, близких к эндогенным
каннабиоидам, появилось большое количество работ, посвященных «шоколадной
аддикции» (см. Rogers, Smith, 2000).
Широко распространено мнение, что
важным мотивом для поедания шоколада является улучшение настроения.
Действительно, употребление шоколада влияет на настроение, но влияние это
далеко не однозначно. Как пишут в своем обзоре британские исследователи Роджерс
и Смит (Rogers, Smith, 2000), употребление шоколада может приводить как к
усилению положительных эмоций и снижению тревоги, так и возникновению чувства
вины, негативных эмоций, злости, депрессии при переедании. Авторы подвергают
критике мнение ряда исследователей об аддиктивном действии шоколада как
психоактивного вещества, поскольку концентрации в нем химических веществ,
обладающих этим действием, ничтожно мало, по сравнению с тем же чаем и кофе. В
исследовании «шоколадной» аддикции, проведенном П. Розин (Rozin et al., 1991),
было установлено, что она более распространена в женской популяции и имеет
прямую связь с месячным циклом — поедание шоколада усиливается во время
предменструального напряжения для снятия негативных эмоциональных переживаний.
Тем не менее, Роджерс и Смит
(Rogers, Smith, 2000), проанализировав большое количество публикаций, приходят
к выводу, что «шоколадной» аддикции как самостоятельной формы не существует.
Отвечая на вопрос, почему некоторые люди называют себя «шокоголиками», авторы
объясняют это ведущей ролью психологического процесса самоограничения в пище,
амбивалентного отношения к ее поеданию и приписывания ей определенных
характеристик, которые сосуществуют с нормальными механизмами контроля за
аппетитом, гедонистическим эффектом конкретной пищи наряду с социально и
культурально детерминированным восприятием использования данной пищи.
Амбивалентность («приятно, но грешно») по отношению к шоколаду происходит из
того, что это очень вкусная пища, но сильно недиетическая, поэтому, несмотря на
«угощение», должна поедаться скрытно. Вместе с тем скрытность процесса поедания
еще больше усиливает желание, которое и именуется «тягой». Таким образом, в
основе «тяги к шоколаду», по мнению авторов, лежит культурально обусловленная
необходимость поедать его скрытно. Говоря о пищевой аддикции в целом, авторы
также высказывают сомнения в ее существовании.
Другая точка зрения представлена в
более позднем обзоре М. Пельчат (Pelchat, 2002) из Филадельфии, США, которая
считает, что существуют сходные механизмы развития пищевой и химической
зависимости. В отличие от своих коллег, автор уверена, что именно понимание
самим человеком наличия аддикции, в том числе и пищевой, является лучшим
показателем ее присутствия. Свою точку зрения она аргументирует данными по
нейрохимическим исследованиям различных форм аддикции. В пользу общих
механизмов пищевой и химической аддикции свидетельствуют и данные Морабиа с
коллегами (Morabia, 1989) о предпочтении и эпизодах неконтролируемого влечения
к сладостям у алкоголиков и наркоманов, находящихся в ремиссии.
Переедание. Аддикция к еде возникает тогда,
когда еда используется в виде аддиктивного агента, применяя который человек
уходит от субъективной реальности (Короленко Ц. П., Дмитриева Н. В., 2000). Во
время фрустрации возникает стремление «заесть» неприятность. Это удается,
поскольку происходит фиксация на вкусовых ощущениях и вытеснение неприятных
переживаний. Может появиться стремление затянуть процесс еды во времени: дольше
и больше есть. Согласно одному из исследований, проведенных в США, почти 100%
мододых женщин и около 70% молодых мужчин сообщили, что у них был хотя бы один
эпизод неодолимой тяги к пище в течение последнего года. У пожилых лиц (после
65 лет) частота таких эпизодов снижается (Pelchat, 1997)
Согласно одной из гипотез, пища
обладает аддиктивным потенциалом, если в ней содержится повышенное содержание
карбонгидрата, который усиливает выработку серотонина в мозгу, тем самым
повышая настроение (Wurtman et al., 1981; Wurtman, Wurtman, 1992). Таким
образом, переедание сводится к «самолечению» пониженного настроения с помощью
карбонгидрата, находящегося в пищевых продуктах (его больше в высококалорийных
продуктах, таких как картофельные чипсы, гамбургеры и т. д.). Действительно,
диета, в которой отсутствует триптофан (аминокислота, из которой в мозге
производится серотонин), приводит к снижению настроения, но этот эффект весьма
пролонгирован во времени (Young et al., 1985). Поэтому эмоциональный эффект
карбонгидрата как химической субстанции, возникающий сразу после приема пищи
представляется весьма сомнительным.
Кроме того, высказывалась точка
зрения, что употребление пищи активирует и эндогенную опиоидную систему,
поскольку прием блокаторов опиатных рецепторов снижает аппетит и объем
поедаемой пищи, а также гедонистическое восприятие вида и запахов еды. Вместе с
тем были и исследования, не подтвердившие эти данные (Pelchat, 2002).
Аддикция к еде — это, с одной
стороны, психологическая зависимость, а с другой — утоление голода. По мере
того как еда приобретает все больший аддиктивный потенциал, происходит
искусственное стимулирование чувства голода. Переедающий человек входит в зону
повышенного обменного баланса. Чувство голода начинает появляться сразу с
падением концентрации глюкозы в крови после очередного приема пищи.
Физиологические механизмы рассогласовываются. Человек начинает есть слишком
много и слишком часто. На каком-то этапе он уже стыдится переедания и стремится
скрыть факт аддикции. Аддикт начинает есть в одиночку, в промежутках между
любой активной деятельностью. Все это приводит к опасным для здоровья
последствиям: нарастанию веса, нарушению обмена веществ и потере контроля, в
результате чего человек употребляет количество пищи, представляющее опасность
для жизни. В принципе, можно «заесть» себя до смерти.
Голодание. Существуют два механизма возникновения
аддикции к голоданию: медицинский и немедицинский (Короленко Ц. П., Дмитриева
Н. В., 2000). При медицинском варианте используется разгрузочная диетотерапия.
Фаза вхождения в голод характеризуется трудностями, связанными с необходимостью
подавить аппетит. Затем состояние меняется — появляются новые силы, аппетит
исчезает, повышается настроение, усиливается двигательная активность,
невротические проявления редуцируются. Некоторым пациентам нравится состояние
голода, когда уже исчез аппетит, и они стремятся его продлить. Повторное
голодание осуществляется уже самостоятельно. На уровне достигнутой голоданием
эйфории происходит потеря контроля и человек продолжает голодать даже тогда,
когда это становится опасным для его здоровья, теряется критика к своему
состоянию.
При немедицинском варианте голодать
начинают самостоятельно с целью похудеть и, отдавая дань моде, использовать для
этого необычную диету. Одним из психологических механизмов, провоцирующих
голодание, является желание изменить себя физически, выглядеть лучше, в
соответствии с модным на сегодняшний момент имиджем. Другой механизм,
запускающий голодание и имеющий большое значение, заключается в самостоятельной
постановке задачи и возникновении чувства самоудовлетворенности и гордости от
ее выполнения. По мере голодания появляются признаки физического истощения.
Контроль за ситуацией уже потерян, поэтому попытки окружающих повлиять на
ситуацию ни к чему не приводят. Аддикты живут в воображаемом мире; у них
возникает отвращение к еде, выраженное в такой степени, что жевательную резинку
или зубную пасту, попавшую в рот во время чистки зубов, они считают достаточным
для себя количеством еды (Короленко Ц. П., Дмитриева Н. В., 2000).
Итак, из всего вышеизложенного
создается впечатление, что нехимические зависимости в значительной степени
покрывают весь спектр поведенческих актов человека, все стороны его жизни:
секс, любовь, работа, деньги, спорт и т.д. Получается, что любой человеческий
поведенческий акт таит в себе угрозу возникновения зависимости к нему. Как ни
парадоксально это звучит, но все многообразие нашей жизни – это богатство
потенциальных аддикций. «Примерный» с социальной точки зрения человек успешно
сочетает в себе варианты социально приемлемых форм зависимостей – превалировать
должна работогольная зависимость, для счастья необходимо некоторое количество
любовной и сексуальной, для нравственности – религиозной, хобби могут
выражаться в аддикции отношений, в вариантах компьютерной зависимости и иногда
чуть-чуть в гемблинге и т.д. Допускаются даже элементы химической зависимости –
традиционное для нашей страны употребление алкоголя.
Углубленное изучение нехимических
аддикций должно помочь в лечении и реабилитации химической зависимости. По
существу, лечение социально неприемлемой аддикции (наркомании, алкоголизма,
гемблинга) во многом сводится к переводу зависимого в социально приемлемую
форму аддикции (работогольной, отношений, религиозной, спортивной и т.д.).
Такое состояние в наркологии называется устойчивой ремиссией. На наш взгляд, в
основе реабилитации в наркологии должен быть строго индивидуальный поиск, а
потом закрепление социально приемлемой формы замещающей нехимической
зависимости. Важно обратить внимание на необходимость индивидуальной работы с
каждым зависимым: приемлемость лично для него нехимической аддикции является
обязательным условием, иначе опять начнется собственный «поиск»,
заканчивающийся рецидивом социально неприемлемой химической или нехимической
зависимости.